На дорогах Афганистана

Украшением вечера были немногочисленные европейские дамы. Они уже примелькались здесь и не представляли, видимо, непосредственной опасности для нравственных устоев мусульманской семьи.

Праздник отмечали группами, в различных павильонах и палатках. Чай, плов и жаркое подавали бесплатно. В больших корзинах стояли фрукты. Друзья протягивали нам руки. Приветствиям не было конца. Больше всего я обрадовался Абдул-хану. Он присоединился к нам. Хвалил Володю и Сашу. Мы выпили десятки чашек чая, везде приходилось есть, и я уже начал опасаться за свой желудок.

Около девяти появился губернатор в окружении нескольких приближенных. Хлопком в ладоши он подал знак к началу состязания борцов.

Местные правила делают этот вид спорта чем-то промежуточным между дзю-до и классической борьбой. В начале первого раунда противники ходят по кругу, сначала в одну, потом в другую сторону. Одеты они в шаровары и блузы, подпоясаны широкими поясами. И вот начинается схватка. Здесь все средства хороши, можно даже хватать друг друга за голову, лишь бы повалить противника. Мне так и не пришлось увидеть никаких изысканных приемов. Противники перевертывали один другого элементарно: подставив ногу или перебросив через себя. Схватка продолжалась на земле до тех пор, пока кто-либо из борцов не оказывался на лопатках.

Интерес к состязаниям обнаруживали немногие. Никакого сравнения с памятной ночью петушиных боев в Пули-Хумри.

Около одиннадцати общество сильно поредело. Супруги Гумели беззастенчиво зевали. Не теряя времени, мы отправились восвояси. Почтенный «газик» доставил нас домой за пятнадцать минут.

О том, чтобы отказаться от вечернего бокала вина в тихом садике венгров, не могло быть и речи. Наконец мы с Конрадом отправились спать, но тут в дверь постучал Володя:

— Зайдите к нам!

Конрад едва внятно пробурчал, что никуда не пойдет. Я же далеко за полночь все еще обсуждал с Володей и Сашей успехи киевского и тбилисского «Динамо» за бутылкой «московской».

Весь следующий день мы провели между бассейном и домиком Гумелей. Какое это было блаженство! Домашний пирог с вином и кофе в тенистом садике после прохладной, освежающей ванны. А потом опять купание.

Как-то раз я увидел собаку и маленький пушистый комочек у нее между лапами. Вспомнив, что моя дочь мечтает о собственном песике, я начал рыскать среди зарослей кукурузы, в которых скрылась сука со своим щенком. Через несколько минут у меня в руках уже был грозный, рычащий, обороняющийся острыми, как иглы, зубами щенок. Так наше айбакское общество увеличилось на четыре нескладные лапы, пару черных глаз, влажный нос и ненасытный круглый живот. В честь утрачивающего права гражданства женского покрывала я назвал щенка Чадрой, в соответствии с установленным полом. Впоследствии оказалось, щенок стоил мне гораздо больших хлопот, чем я ожидал. Солдаты и переводчики всячески его сторонились.

В Афганистане не любят собак. Собаки, обитающие в городах и селениях, в основном беспризорные, выполняют санитарные функции: подъедают падаль, остатки гниющей пищи. Обычай запрещает здесь убивать собак. Мне приходилось встречать совсем старых, запаршивевших, едва передвигающихся, похожих на скелеты животных. Собака считается нечистым созданием. Видимо, потому — и это кажется весьма правдоподобным, — что местный климат делает ее разносчиком паразитов.

Кочевники и пастухи держат огромных сторожевых псов для обороны от волков и бандитов. Это самые большие собаки из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть. Более крупные, чем сенбернары, они напоминают их по форме морды. Шерсть у этих гигантов серая, как у волкодавов, уши почти полностью обрезаны. Считается, что это благотворно влияет на их боевой дух.

Привилегированная публика разводит знаменитых местных борзых для охоты или маленьких беленьких домашних собачек. Собакам в Афганистане не дают имен, и об их дружбе с человеком здесь никто никогда и не слыхивал.

Как-то я сказал Раиму, что собака и конь — друзья человека. В отношении коня он поддержал меня с энтузиазмом, а по адресу собаки состроил кислую мину.

В Айбак мы возвращались так же, как и приехали сюда. В Пули-Хумри опять взяли пассажиров с мешками. Затем чай у Гуляма, головокружительные серпантины дорог через «Фисташковые горы». Правда, теперь я уже действовал наверняка. Даже Рамазан не проявлял ни малейшего беспокойства. Со стороны могло показаться, что мы работаем вместе много лет. Конрад был всецело занят своим четвероногим попутчиком, который проявлял явное нетерпение, ворочаясь в корзинке, взятой напрокат у мадам Гумель.

Взимание платы за проезд происходило еще более бурно, чем в Пули-Хумри. Дело доходило до рукоприкладства. Рамазан бегал по каким-то закоулкам за упорными неплательщиками. В результате мы вернулись домой в полной темноте.

В дверях появился Бронек:

— Ты что же так поздно? Для тебя письмо есть там, наверху.

Большими шагами я пересек переднюю, взлетел по крутым ступеням наверх. Миновав улыбающегося Исмаила, схватил со стола белый конверт.