На дорогах Европы

Ненависть. Одна ненависть еще поддерживала его. Он должен отомстить Фенстеру. Он не может умереть, пока не отомстит ему. При одном воспоминании о гестаповце Пьер приходил в бешенство. Он ненавидел его сильнее, чем всех конвоиров, сильнее, чем этого палача Леске… Что они сделали с Аннетой?.. Жива ли она?

…Летом 1944 года Пьера неожиданно повели в штаб лагеря. Конвоиры по дороге молчали и ни разу не ударили его. Он вошел в кабинет Леске и, ошеломленный, остановился. Перед ним в кресле начальника лагеря сидел доктор Фенстер.

Гестаповец был, видимо, очень доволен произведенным эффектом.

— Здравствуйте, господин Трувиль, — сказал он усмехаясь, — как говорится: друзья встречаются вновь. Я только что из Парижа. Еду на фронт и, вот видите, решил навестить. Вы похудели, господин Трувиль. Но это вам даже идет. Курите.

Пьер смотрел на это круглое, самодовольное лицо, и ему казалось, что он видит очередной кошмар.

— Ах да, забыл. Дездемона жива и здорова. Она шлет вам привет. Она по-прежнему верна вам (несколько близких высокопоставленных друзей не в счет). Пока с Дездемоной не случилось ничего плохого. Все зависит от вас, господин Трувиль…

Пьеру неодолимо хотелось схватить бронзовый бюст Гитлера, стоящий на столе, и опустить на розовую лысину Фенстера.

— Не думайте, что мы забыли о вас. Мы хотели дать вам время отдохнуть и подумать.

Фенстер вынул из большого желтого портфеля сверток и протянул его Пьеру.

— Вот рукопись вашей книги. Как видите, книга уже написана. Подобраны богатые иллюстрации. Прекрасное название — «Правда об американских неграх». Только правда, Трувиль. Ни одного слова выдумки. Вам остается лишь подписать эту рукопись, и через пять дней она выйдет в миллионах экземпляров. Вам остается лишь подписать эту рукопись, и мы вместе с вами уедем отсюда. В Берлине вас примет сам фюрер! Мы вызовем в Берлин мадам Аннету. Обед у фюрера. Неплохо? Pas mal, как говорят французы. Вы забудете обо всех прискорбных обстоятельствах, о гостеприимном господине Леске. Вы опять станете Отелло. Весь мир узнает о вас. А, Трувиль? Что может сделать одна маленькая подпись!..

Пьер сидел будто оглушенный. Одна маленькая подпись — и свобода, Аннета.

— Подумайте, — сказал Фенстер. — Я не спешу. На день я уезжаю в армию. Рукопись останется у вас. Вы прочтете ее внимательно и подпишете. Я позабочусь, чтобы вам не мешали. Итак, Трувиль, — он встал. — Через день. Если к тому времени рукопись не будет подписана, пеняйте на себя. Это наш последний разговор. Все. Через день — в Париж!

8

Трувиля освободили от всех работ и предоставили ему комнату, в которой обычно останавливались приезжавшие в лагерь инспектора и следователи.

…Пьер прочел рукопись Фенстера залпом. Обо всем этом он знал давно. Знал еще с детства. Отец часто с горечью рассказывал ему о трагической истории негритянского народа, о том, как искажались великие заветы Авраама Линкольна, о страшных издевательствах над неграми в Америке.

Да, обо всем этом здесь было написано. Написано красочно, неплохим пером. Бесконечные унижения. Казни. Сожжения на кострах. Суды Линча. Ку-клукс-клан. Автор книги, которая должна была выйти за подписью Пьера Трувиля, приводил многочисленные цитаты из произведений американских писателей — Бичер-Стоу, Марка Твена, Синклера Льюиса, Эрскина Колдуэлла, негра Райта. Рукопись была иллюстрирована сотнями фотографий. Отель в Филадельфии с вывеской: «Неграм вход воспрещается». Ресторан в Луисвилле с плакатами: «Места для негров». Негр горит на костре, привязанный к огромному кресту. Негр с табличкой на груди висит на cyку. Куклуксклановцы в белых балахонах разоряют негритянский поселок.

Пьер Трувиль никогда не был в Америке. Он не испытал тех обид и жестокостей, о которых писалось в этой книге. Но, читая, он забывал порой о собственном унижении, о своей растоптанной жизни. Он страдал вместе с неграми, вместе с ними стонал от обиды и гнева.

Наконец он дочитал до конца. Внизу, у обреза последней страницы, стояла напечатанная на машинке подпись автора: Пьер Трувиль. Нужно было только приложить свою руку. Расписаться по совету доктора Фенстера.

Ни одного слова лжи не было в этой книге. Но другой доктор, Антуан Мишле, отверг эту рукопись еще тогда, когда она не была написана. И он, Пьер, отказался от этой рукописи и потерял все — искусство, Аннету, здоровье, жизнь. Жизнь? Нет, он еще мог вернуть себе все. Только подписать два слова: Пьер Трувиль… Что же делать? Что же делать, Пьер? Он еще раз сначала до конца прочел рукопись. Ему принесли фрукты, вино, — видимо, по приказу Фенстера. Он не прикоснулся ни к чему.

Часовой, посмотрев в глазок, мог бы подумать, что он спит. Но в двери этой камеры не было глазка. Да и часового не было: Фридрих Леске праздновал сегодня день рождения своей супруги, и все более или менее свободные охранники участвовали в торжестве.

Поздней ночью, когда Пьер и впрямь задремал над рукописью, в комнату ворвались эсэсовцы во главе с Леске. Они волокли какого-то человека.