На дорогах Европы

— Господин Трувиль, — Фенстер пододвинул к Пьеру свое кресло. — Сам доктор Геббельс поручил мне сделать вам предложение. Мы, люди передовой культуры, выше всяких расовых предрассудков. Вы прекрасно знаете, что по ту сторону океана, в Америке, миллионы ваших братьев по крови терпят всевозможные унижения. Вы должны поднять свой голос против расовых извращений. Мы знаем книги вашего отца и уверены, что вы унаследовали его пламенный стиль. Мы поможем вам, соберем дополнительные материалы. Оплата, конечно, будет самая высокая. Господин Трувиль, доктор Геббельс предлагает вам написать книгу об угнетении негров в Америке… Все. Ailes.

Пьер был ошеломлен. Книгу о неграх? Но ведь он никогда не писал книг.

Доктор Фенстер поднялся:

— Я понимаю, что вам надо подумать. Не хочу связывать вас своим присутствием. Я вернусь через два часа. Уверен в благоприятном ответе.

Он вышел. И тут же доктор Мишле выскочил из своего кабинета.

— Я слышал, Пьер. Я все слышал. Вот они, дары данайцев. Вот то, чего я опасался. Пьер! Времени мало. Понятно? Если они не поставили охраны, надо немедленно бежать.

Пьер стоял у стола, задумчиво постукивая пальцами.

— А почему бы мне не написать такой книги? — пожал он плечами.

— А вы подумали, зачем нужна им такая книга? Да, в Америке угнетают негров. В Германии нет негров. Но там есть евреи. Доктор Фенстер выше расовых предрассудков? Почему же он ничего не сказал вам о том, что Гитлер уничтожил миллионы евреев. Нельзя оправдывать американцев. И все честные люди осуждают их за угнетение негров. Но Америка со дня на день вступит в войну против Гитлера, чтобы помочь Франции. Вашей Франции, Пьер. А вы вместе с доктором Фенстером всадите нож в спину Америке.

Подполковник Фенстер был точен. Он пришел ровно через два часа.

Пьер молча встал ему навстречу.

— Итак, — сказал подполковник, — все в порядке? Решение принято?

Пьер молчал.

— Прекрасно, — улыбнулся Фенстер. — Я сам помогу вам написать эту книгу. Мы богато иллюстрируем ее. А? Предисловие доктора Геббельса. Тираж два миллиона. Колоссально!

Пьер подошел к подполковнику, остановился перед ним и, глядя на него сверху вниз, очень спокойно, чересчур спокойно сказал:

— Я не напишу никакой книги. Понятно?

6

В гестапо его тщательно и унизительно обыскали, обрили наголо, сфотографировали анфас и в профиль, сняли оттиски пальцев. Затем посадили в подвальную одиночную камеру и… забыли. Так, по крайней мере, казалось Пьеру.

Дни проходили за днями. Он потерял им счет. Три раза в день ему приносили пищу. Сначала он ничего не ел. Тогда ему коротко и бесстрастно объяснили, что пищу будут вводить насильно. Он стал есть. Но почти не спал. Ночами он бесконечно ходил по камере. Три шага, поворот. Опять три шага… Однажды он высчитал, что за ночь сделал шестьдесят тысяч шагов. Пятьдесят километров. За несколько ночей он бы мог дойти от Парижа до Руана… Днем иногда приходил сон. Но едва он закрывал глаза, часовой грубым окриком подымал его. Днем спать запрещалось. Когда он все же заснул днем, двое гестаповцев отвели его в холодный карцер, каменный шкаф, напоминающий погреб, в котором нельзя было повернуться. После двух часов пребывания в этом шкафу он не мог согреться целый день.

Его мучили кошмары. Он видел огромные страдальческие глаза Аннеты. Он слышал, как она звала на помощь. Вспоминал, как она безмолвно стояла на пороге комнаты, когда гестаповцы, по приказу Фенстера, уводили его…

— О жене не беспокойтесь, — цинично сказал ему Фенстер. — У нас (он подчеркнул это слово) она не пропадет.

Что они сделали с Аннетой? Что они сделают с ним?.. Может быть, неправ старик Мишле? Может быть, согласиться писать эту книгу? Ведь он не совершит никакого преступления, он никого не обманет. И все будет кончено. Он опять увидит солнце над Парижем и любимые глаза Аннеты. Но почему доктор Мишле крикнул ему на прощание: «Не сдавайтесь, Пьер!»? Если гестаповцам так нужна его книга, значит, он не должен ее писать. Его предки и он сам родились с черной кожей, в его жилах текла кровь многих поколений мадагаскарских негров. Но он был француз. Он был французский актер. И в его театральной родословной стояли великие имена Тальма и Коклена. Они считают, что можно легко купить негра. Нет. Он приготовился к пыткам и избиениям.

Но они не мучили и не избивали его. Они просто забыли о нем. И он сгниет здесь, в этой мрачной одиночке, бывший артист Пьер Трувиль, гордость французского искусства. Но что они сделали с Аннетой?

Через два месяца его вызвали к доктору Фенстеру.

Огромный кабинет был залит ярким светом. После темной одиночки Пьер на какие-то мгновения ослеп.

— Как поживаете, господин Трувиль? — иронически любезно спросил доктор. — Несколько раз хотел побеседовать с вами об искусстве. Но все дела… Так мало времени остается для друзей, для личной жизни…

— Что вы сделали с Аннетой? — глухо спросил Пьер, чувствуя, как наливается ненавистью к этому человеку.