На дороге стоит – дороги спрашивает

«Посвящается Е.П. Жукову». Это надпись над стихом хоть что перевесит, пересилит, одолеет. Читая балладу «Старая польская скрипка», не стоит сличать факты, события, реалии его, Евгения Павловича Жукова, жизни с фабулой этого опуса. За близость духовного строя поэмы, её содержания, этического и поэтического, ручаюсь – здесь полная солидарность литературного текста и контекста, сущности, бытия и свершений моего близкого друга, родного для меня человека Жени Жукова.

Первого сентября 1949 года в момент первой встречи юношей, составивших учебную группу АМ-1-1 (авиационные моторы, первый курс, первая группа), мы с Женей Жуковым показались друг другу людьми близкими. Сошлись характерами, что ли? Он не набивался в приятели, и я берёг своё достоинство, и мы всё чаще и чаще оказывались вместе. Не помню за какой надобностью пришёл однажды в дом Жуковых. Там мне открылось, в кого это Женя добродушно насмешлив, мудр, улыбчив, заботлив. Да, в мамашу свою, Анну Васильевну. Про неё хочется сказать: тёплый человек. Таков и Женя. Она чудесно грассировала, говорила певуче и педагогично, мягко подкалывала нас, юношей. После экзаменов, школьных и вступительных, разумеется, отощали и всякий раз, как я появлялся у Жуковых, Анна Васильевна угощала меня и Женю сдобными, с питательной начинкой, пирожками. Как у абсолютного большинства москвичей того времени у Жуковых была одна комната из восьми в прошлом солидной буржуазной квартиры в Лялином переулке. Изумительный, добротный, красивый дубовый паркет, высокий потолок, два внушительных окна с литыми медными ручками и массивными шпингалетами.

В центре комнаты стоял большой сверхпрочный стол, на котором устраивали при крайней необходимости на ночлег гостя, которому, скажем так, не представлялось возможным самостоятельно добраться до своей собственной постели. Однажды по причине студенческого изрядного подпития Анна Васильевна, беспрерывно подкалывая загулявших друзей-студентов, убедила меня вместо небезопасного в таком состоянии хождения по ночной Москве улечься на этом экстравагантном ложе.

На стенах жилища Жуковых висели картины, главным образом, пейзажи. В простенке между двумя окнами, на лобном месте, красовалась старинная скрипка, на которой иногда играл Павел Петрович, отец Жени. Он служил в нефтяном министерстве. Высокий, большой, во всех отношениях почтенный. Ёжик коротко остриженной головы и пропорции фигуры – длинные руки и ноги при укороченном торсе – живо напоминали мне знаменитого тренера по боксу Константина Градополова, каким предстаёт он на рисунке, сделанном в 1926 году художником Александром Дейнекой. Тогда всем троим, Градополову, Дейнеке и Павлу Жукову, было по двадцать шесть. Павел Петрович в свои большие года вовсе не потерял стати. Запомнился его краткий ответ на вопрос о происхождении скрипки:

– Привезена мной из Польши. Я участник неудачного похода Красной армии на Варшаву.

По сговору двух мужчин, наших родителей, знакомых заочно, летом 1953 года Женя и я были отправлены на полную смену (24 дня) в дом отдыха нефтяников «Небуг», под Туапсе. Мой отец, главбух Лопасненского регенератного завода, устроил двух студентов на работу пыльную, но денежную – мы перемещали (катали) по бескрайнему заводскому двору поступающие со всех концов необъятного Советского Союза старые, пришедшие в негодность автомобильные шины. Так нами были заработаны (нынешним и будущим – добрым молодцам урок) деньги на приобретение заказанных в министерстве путевок, дорогу в оба конца и весёлое наше время препровождение в роскошном «Небуге» – сущем рае на берегу «самого синего в мире» Чёрного моря.

Вот пропел про себя утёсовскую восхитительную песенную строку – про «самое синее в мире» – и вспомнилась небугская сливовая синева. В день приезда в дом отдыха два подуставших студента-москвича оказались сражёнными наповал плодоносной небугской природой. К дому, старинному, с дворянским фронтоном и колоннами, (в нём кейфовали, придавались приятному безделью, главным образом в это время года, студенты из разных городов страны) примыкал большой сливовый сад. Конец июля – начало августа. Плодовые деревья, усыпанные пышнотелыми сливовыми ягодами, будто выкрашенными в тёмно-синий цвет и припорошенные сизою дымкою, манили к себе, и нельзя сказать про эту ситуацию словами басни дедушки Крылова «видит око, да зуб неймёт», поскольку сад был отдан в полное распоряжение отдыхающих, студентов тож. Ешь – не хочу!