На дороге стоит – дороги спрашивает

– Юра, я одинок. Тебе неведомо, что это такое.

Расставаясь, попросил Владимира Петровича дать для «Молодёжной эстрады», журнала, находившегося в компетенции моего отдела, подборку сатирических стихов; на это он был мастак. Как-то после летних отпусков, ближе к осени, вспомнил об этом задании, позвонил Котову. Телефон молчал. Стал искать связи с ним. Николай Константинович Старшинов, ведавший поэзией в «Молодой гвардии», удивился моему вопросу: «Что с Володей Котовым, где он?»

– А ты не знаешь? Он умер. В июле. В своей однокомнатной квартире. Видимо, от сердечного приступа. Несколько дней в самую жару июльскую, никто о его кончине не знал, не догадывался. Представляешь, какой это ужас – одиночество?

Не могу так, походя, проститься с поэтом милостью божьей, человеком сердечным, бесконечно добрым. Разве не так? Читайте же.

Она чертила
пальцем по стеклу,
ещё минуту
трубку не бросая;
и взгляд её
скользил куда-то вглубь,
меня
насквозь,
как стёклышко,
пронзая.
А я стоял,
монету в пальцах сжав;
я был не просто я,
а я был очередь.
И если б постучал,
то был бы прав:
заговорилась девушка не очень ли?
Но я стоял,
молчал
и не стучал
и всем вокруг показывал с успехом,
что я не загрустил,
не заскучал
и постучал бы,
да ведь мне не к спеху.
А сзади и другие,
как я вижу,
пристроились фигурами неслышными,
и женщина
с пакетами спелых вишен,
чуть поворчав, задумалась над вишнями.
И, покоряясь
общему теплу,
боялся заглянуть в её глаза я;
она чертила пальцем по стеклу,
минут пятнадцать
трубку не бросая.
И знали мы,
что эта не из тех,
кто любит вдруг
нависнуть над душою.
Должно быть,
разговор её и смех,
есть просто счастье.
Первое.
Большое.
И, не боясь прохожих насмешить,
мы знали:
доля счастья,
в нашей власти,
ещё минуту
можно не спешить,
когда и впрямь,
быть может,
видишь счастье.

Обретение родственной души

Впору моего недолгого пребывания в тёщином жилище Александра Васильевна, сорокапятилетняя вдова (Серафим Дмитриевич Козлов погиб в сорок первом году под Ленинградом), выглядела моложаво, а держалась она настороженно. Евгения относительно меня, скорее всего, дала ей недвусмысленные инструкции: «Глупых вопросов Юрию Александровичу не задавать. Не лезть к нему с расспросами. Невежество своё не показывай». В общем, прими, подай и не торчи на глазах без надобности. Стены её апартамента – единственной комнаты в доме-бараке на Соколиной горе, помимо непременных тканых ковриков с лебедями и охотничьими домиками, украшали живописные этюды: добротный академический реализм был поддержан, приподнят в них поэтическим чувством. Пейзажи, написанные в непритязательных окрестных местах на картонах и небольших холстах, радовали чувственным откровением, притягивали к себе, заставляли задуматься: как так, художник не принимает никаких усилий для преодоления обыденности, язык его пейзажей прост, безыскусен, а душа радуется, подрагивает в восхищении от теплоты тона этих картинок с натуры. Ах, какой прелестный, мохнатый, серебристый иней на ветвях сирени, растущей под окном неказистого здешнего дома. В комнате, вне всякого сомнения, состязаются два вкуса, два представления о красоте.

Женя Александре Васильевне, как и я своим почтенным родителям, о решении расписаться не сообщила. Наши вдрызг обиженные родители узнали о том, что их дети поженились, постфактум, в буквальном переводе с латыни «после сделанного». Поди разбери теперь, как такое могло произойти. Конечно же, кое-какие объяснения, по трезвому размышлению, находятся. Жене не хотелось выслушивать охи, ахи, стенания, сомнения, всяческие опасливые предположения и предупреждения Александры Васильевны. Мнение матери для неё – совсем не закон. «Узнает – и примет к сведению, а её рассуждениям я дам укорот», – полагала отменно самостоятельная Евгения Серафимовна. Так и вышло.

– Да как же так, без спросу?

– Нам жить, нам строить семью! Ты что, не согласна? Мой выбор, по-твоему, не хорош? Так это мой выбор.

Вчерашний жених, которого в этом качестве она матери не показала, теперь муж, стоял рядом, смущаясь тёщиных смотрин, держал молодую за руку, дескать, мы и по чувству, и по закону вместе.