На древней земле

Процесс обучения изрядно вымотал и сидящую возле меня на кровати девушку. Она дала мне последнюю конфету и, когда я с удовольствием зажевал, погладила меня по голове. Я тут же откликнулся на эту ласку, лег на бок и положил голову ей на колени. Рената вначале напряглась, но потом продолжила гладить мою голову, а я с удовлетворением засопел. А сам лихорадочно придумывал способ открыться рабыне и с ее помощью сориентироваться в этом месте. Попробовать азбукой Морзе? Знает ли она ее? И как отнесется к моим прикосновениям? Подморгнуть и приложить палец к губам? А вдруг за нами тщательно подсматривают! Да и всех свойств наших ошейников я не знал. Хоть бы свет отсутствовал, тогда бы я попытался что-нибудь прошептать ей на ушко. Ведь, насколько я понимал, Рената относится ко мне очень хорошо и вполне могла бы помочь. А может, я тоже помогу ей освободиться? Не думаю, что ей здесь сильно нравится. Хотя… все может быть.

Я неожиданно почувствовал очень тонкий и приятный аромат, исходящий от ее тела. Неужели и рабыни пользуются тем же, что и их хозяева? А почему бы и нет?! Судя по ее вспыльчивости и самостоятельности, Рената ведет себя как избалованная служанка. Вполне может воровать парфюмерию, да еще и самую лучшую. Даже отвязать меня не побоялась. Хотя, может, ей дали такое непосредственное указание?

Мои размышления прервал стук двери, и в комнату буквально ворвалась моя недавняя мучительница. Она была уже одета, но я не смог бы утверждать, что она потеряла что-то из своей соблазнительности. Осмыслив происходящее, она даже ногой топнула от возмущения.

— Жалеешь этого неполноценного?! Да он же буйный! Кто тебе разрешал его отвязывать?! Глянь, даже мазью его помазала!!!

Видимо, Рената совсем не боялась своей хозяйки, так как даже не сдвинулась с места, а только ответила с укором:

— Как вам не стыдно, госпожа, мучить этого несчастного? Он ведь совсем как ребенок! И добрый! И слушается меня!

— Добрый?! Слушается?! Ха-ха! — с презрением засмеялась хозяйка. — Вот я посмотрю на тебя, когда он начнет тебя душить и насиловать. Что ты тогда скажешь о его доброте и послушании?

— Да не может он такого сделать!

— Очень даже может быть! — И без всякой логики добавила: — У этого придурка даже не встает!

— Он, бедненький, ведь совсем боли не чувствует! — защищала меня Рената.

— Зато я почувствовала, когда это животное меня укусило!

— Значит, вы над ним безжалостно издевались…

— Закрой рот и знай свое место! — перебила садистка свою служанку. — Слишком много себе позволяешь! Я уверена в его полном притворстве! А когда этот придурочный скот взгромоздится на тебя и выкажет свои низменные инстинкты, то я даже не подумаю включать парализатор! Пусть сделает с тобой все, что ему заблагорассудится!

— Ну как же так можно, госпожа?! — На глазах у Ренаты появились слезы. — Я ведь вам не сделала ничего плохого, да и этот несчастный тоже. Он действительно хороший и слушается! Надо только дать ему конфетку…

— Ну и паинькайся с ним! Но спасать я тебя не стану! И отведи придурка к его брату-бегемоту. Пусть хоть с ним попрощается! Все равно недолго жить осталось!

И рассерженная фурия выскочила из комнаты. Только грохнула со всей силы дверью. Рената показала ей вслед язык и воскликнула:

— Садистка несчастная! — Потом вытерла слезы и пошла за одну из штор. Оттуда она вынесла комплект мужской одежды и стала меня одевать, что-то бормоча себе под нос. Я несильно прислушивался и не удивлялся правильно подобранному размеру, так как думал о Гарольде. С одной стороны, хорошо, что мы вместе, — но что это за фраза о прощании? И кому недолго жить осталось? Мне или ему? И в честь чего, спрашивается, такое различие? Если хотят убрать меня за мою неполноценность, то надо срочно «выздоравливать». Если что-то с Гарольдом, то надо предпринимать самые решительные меры к освобождению. Любыми средствами! И тут помощь Ренаты будет весьма кстати.

Я прислушался к ее бормотанию и внутренне напрягся. Она как бы напевала песенку, но с одними и теми же нерифмованными словами:

— Когда все спокойно и ничего интересного не происходит, можно потихоньку говорить. Очень часто хозяева вообще не переключают буннеры на центральный пункт. Вдобавок оператор на огромном нашем участке за всеми уследить не может и от звука сошел бы с ума. Поэтому он его отключает. И врубает, когда что-то происходит. Даже изображение иногда переключает. У него более тысячи подопечных. К тому же хозяйка, скорее всего, оставила управление на пультике. Если захочешь что сказать, говори сейчас, но рот сильно не открывай, словно мычишь. Я постараюсь понять. Если не можешь говорить, дай какой-нибудь другой знак. Может, мне удастся тебе помочь… — И опять стала напевать по следующему кругу: — Когда все спокойно и ничего интересного…