На другой день

— Позвольте, — остановил его Абросимов, — обязательства у нас на специальном щите, а лозунг с призывом досрочно выполнить годовой план…

— Один! — не дал договорить ему Подольский. — Один на весь цех, на четыре стены, на сто человек коллектива!..

— Позвольте…

— Вы зайдите, например, к сборщикам, посмотрите, сколько лозунгов там, какие они. Там стреляет призывами каждый простенок!

— Да?.. — рассмеялся Михаил Иннокентьевич, приглаживая редкие волосы. — Я не думаю, что значительно лучше, если лозунгов не один, а десять. Когда он один, уверяю вас, Борис Александрович, он виднее.

— Это по-вашему. По-вашему, наверное, и обязательства тоже видней, если они написаны мелко, надо смотреть в микроскоп. Потом, я без микроскопа не вижу фамилий худших людей, не выполняющих установленных норм.

— У меня таких нет, — тихо, но строго сказал Абросимов.

— Неправда. Вергасов у вас вчера выполнил только половину нормы.

— Но это же исключение, вчера и сегодня у Вергасова не ладится со станком.

— По чьей вине?

— По его вине. Но это не означает, что я должен немедленно размалевывать его черной тушью, тем более, что он всего-навсего месяц в моем цехе, вчерашний маляр.

— Что ж, — разрывая пустую коробку из-под папирос, нервно проговорил Подольский, — делайте по-своему, — он почти верил, что бывший директор нарочно замедляет темпы работы, умышленно тянет с массовым применением скоростей, и пожалел, что в свое время оставил его на заводе. — Делайте по-своему, если вы не хотите извлечь урока из вашего беспринципного директорствования.

— Борис Александрович! — дрожащим голосом, но строго и предупредительно сказал Абросимов. — Вы могли бы разговаривать деликатнее.

— А-а, с вашей бесхребетной деликатностью! Я не желаю, чтобы деликатность мешала продвижению вперед, и не допущу, чтобы она была ширмой технического консерватизма. В чем ваш консерватизм, вы, я думаю, догадываетесь.

"В скоростном… — подумал Абросимов, надевая очки. — Да, да, я не перевел всех токарей на новые скорости. Но ведь условий же еще подходящих нет".

— Изучаем, — сказал он тихо. — Поймите, Борис Александрович, что вибрация, например, — серьезнейший враг скоростного резания и точения, мы должны одолеть ее.

"Вибрация в ваших мозгах, — рвалось с языка Подольского, — в ваших и вашего горе-новатора Горкина". Сказал, сдерживая гнев:

— Во втором механическом она не мешает скоростникам, вам с Горкиным помешала.

— Им тоже мешает, не случайно у них много брака.

— Лес рубят, щепки летят. Вот так!

Михаила Иннокентьевича не смутило это директорское: "Вот так!", обычно звучащее, как приказ. Он снова задумался, когда Подольский ушел, над обвинением о консерватизме. Конечно, победа достигается только в борьбе, успеху неизбежно сопутствуют трудности, борясь за успех, невозможно не рисковать, рискуя же, получаешь синяки и ссадины. Все это так. Но зачем он, начальник цеха, должен рисковать безрассудно, заведомо зная, что пока скорости не дают качества? Пусть тридцать и сорок процентов брака, пусть, фигурально выражаясь, нос в крови, но вперед, наша берет? Нет, он не согласен лезть на рожон; быстро, но плохо — не выход из положения.

— В чем дело, Михаил Иннокентьевич? — видя, что он задумался, спросил подошедший Горкин. Руки его были в машинном масле и металлической пыли, он обтирал их паклей. — Подольский в чем-нибудь упрекнул?

— Не упрекнул, а предъявил обвинение: медлим со скоростями.

— Авантюризм! — Горкин отбросил в сторону паклю. — Пусть у нас с вами не рекордные скорости и ниже, чем у соседей, общий процент, зато никакого брака. Никакого!

— Это-то правильно, Иван Васильевич, но крайне необходимо и повышать выработку. Каковы вчерашние опыты?

— Отличные. Да скоро, Михаил Иннокентьевич, мы такую выработку дадим, что ахнут все на заводе. Так что выше голову, выше!

XI

Тем временем о начальнике первого механического цеха и его главном инженере разговаривали в директорском кабинете Подольский и Дружинин. Павел Иванович зашел согласовать с директором приказ об усилении охраны завода, тот попросил оставить, посмотрит вечером.

— Ведь среди дня при всем желании не сосредоточишься над бумажкой, столько разных дум и хлопот. — Подольский обхватил руками голову. — На части приходится разрываться. Сам сидишь здесь, а голова в первом механическом, ноги где-нибудь в сборочном. И все потому, Павел Иванович, что мало опыта в практическом деле! Ма-ало! — растянул Подольский. — С народом своим как-то не могу близко сойтись, сработаться, слиться.

"Ну-ну, покривляйся!" — зло подумал Дружинин и сказал сухо:

— Надо человеческим языком разговаривать с людьми.

— Стараюсь, Павел Иванович, стараюсь. Но ведь не каждый может это понять. Михаил Иннокентьевич Абросимов, например, все еще сердится, что я занял его место, и пренебрегает контактом.

— Думаете?

— Уверен.

— И плохо работает в механическом цехе, не справляется со своими обязанностями?

Подольский пожал плечами.