На другой день

— Ну, хорошо, хорошо, Людмила Ивановна, — засмеялся Подольский. — Я же сказал, все сделаю ради вас. Поговорю с завкомом, партийной организацией, и квартира Ельцовой будет отремонтирована.

— Теперь насчет брака, — листая сколотые булавкой бумаги, продолжала Людмила.

— Какого еще? — забеспокоился Подольский.

— Насчет брака продукции скоростников, — Людмила потрясла пухлой пачкой бумаг. — Я не могу принять эти акты, пусть за брак материально отвечают виновные.

— Но, Людмила Ивановна…

— Нет, Борис Александрович, нет.

— Ну, я к вам со всей душой, а вы…

— Бухгалтерия не может списать в убытки завода. Не вправе!

И по тому, как твердо и категорично Людмила это сказала, Подольский понял, что сейчас, сию минуту, они ни до чего не договорятся, тут нужен иной, более тонкий, обдуманный ход.

— С какой бы стати я списывала?

— Да оставим этот неприятный, Людмила Ивановна, разговор! — взмолился Подольский. — Я и не заставляю вас списывать. Да и хватит нам говорить об одном и том же — о деньгах, поговорим, например, о лете, пока оно не прошло. Очень заняты сегодня вечером?

Людмила посмотрела в его усталое, с такими добрыми, даже страдающими глазами лицо и тихо проронила:

— Нет.

XII

Никакой встречи в тот вечер не было. Сказав Подольскому "нет", то есть что вечером ничем не занята, Людмила сразу опомнилась, заспешила из кабинета, а минут через пять, схватив в бухгалтерии плащ и косынку, уже мчалась домой. Зачем она куда-то пойдет, с какой стати?

На том все и кончилось.

Дня через два Подольский увидел ее в коридоре и покачал головой. Но сказать ничего не сказал. А еще через сколько-то дней, перед самым концом работы, он позвал Людмилу к себе и сообщил, что оба они приглашены на новоселье, в шесть часов обязаны быть там.

— Где, у кого, на каком новоселье? — недоуменно переспросила Людмила.

— Тут у наших молодоженов, у заводских.

— Что за молодожены еще?

— Да вы не пугайтесь, Людмила Ивановна, вы прекрасно их знаете, они знают вас. Мы заглянем всего на часок. Они сегодня из моих рук получили ордер на квартиру и убедительно просили прийти. Ради смычки руководящего состава с рядовыми работниками, ради уважения и этикета придется, Людмила Ивановна, съездить.

В шесть часов они сидели за маленьким шатким столом в большой комнате нового заводского дома. Комната казалась большой потому, что в ней почти не было мебели: стол, два стула да коротенькая скамейка, тоже с шаткими ножками. Односпальная кровать да рядочком поставленные чемоданы украшали и смежную комнату, дверь которой была наполовину открыта.

Молодоженами были Римма, секретарь-машинистка директора, и юркий вихрастый паренек из цеха сборки Игорь, то ли инженер, то ли техник, Людмила его раньше не знала. Гостям досталось по стулу, хозяева примостились вдвоем на скамейке. Римма сидела смущенная. Ей неудобно было — Людмила это хорошо понимала, — что в квартире ни обстановки, ни посуды. Ели из тарелок разного фасона и расцветки, пили за неимением рюмок из граненых стаканов, Игорь даже из жестяной кружки.

— Ничего, Риммочка, ничего, — успокаивала молодую хозяйку Людмила, — все хорошо, а со временем будет еще лучше.

Игорь не смущался, не унывал. Захмелев, он тормошил русые вихры и то и дело вскакивал со скамейки, которая подпрыгивала, Римме уже приходилось держаться за стол, чтобы не упасть. Муженек ничего этого не замечал; вскочив, он тянулся к директору, жал ему руку.

— Благодарю, Борис Александрович, от души! Сдержали слово и за это еще раз спасибо.

— Раз сказал, должен слово держать, — скромно улыбался Подольский и в свою очередь жал руку юному другу, пожимал ручки его супруге и желал им, любящим и красивым, счастья и радости в новом светлом жилье.

— Спасибо, Борис Александрович, спасибо, — повторил растроганный муж. — Дайте ваши пять, берите мои десять… Есть еще у нас, Римма, горючее?

— Ой, хватит, товарищи, — попросила Людмила; она и первые-то полстакана кагора выпила не до дна. Обернулась к Римме и попыталась с нею заговорить — уж очень она робка и молчалива.

Борис Александрович от второго и от третьего стаканов не отказался. Он пил залпом и плотно закусывал. Но в семь часов, как было обещано Людмиле, твердо сказал: "Всё". Позволил низкорослому в сравнении с ним Игорю повисеть на большой сильной руке и даже обнять на прощанье; уходя, еще раз сказал:

— Желаю вам счастья, молодые муж и жена. И не забывайте, что получили вы это, — он обвел взглядом комнату, — от своего государства, я только посредник между вами и им. До свидания.

— Вот такие они, Людмила Ивановна, наши молодожены, — говорил он, когда выходили на улицу. — Счастье, радость — все у них впереди. Даже зависть берет. И уж по-настоящему приятно, что чем-то людям помог, лучиком света, не большой, пусть малой калорией, но собственного тепла. Ведь с возрастом все отчетливей понимаешь, что ценность твоя, человек, определяется тем, сколько тепла ты даешь людям.