На Другой Стороне

На крыльце лежал раскрытый чёрный зонт — не то сушился, не то просто оказался забыт снаружи в кутерьме переезда. Легко представить, как эта громкоголосая дама расхаживала с ним под дождём, словно под пятой у Господа. Денис, забыв про всё, про приятелей, которые ждали его здесь, неподалёку, за стеной, ничего не ограждающей и служившей лишь носителем уличного искусства, стоял и пялился на зонт, ощущая внутри брожение странных воспоминаний. Это самый обычный зонт-тросточка с чёрным куполом и загнутой ухватистой ручкой. Самый обычный, и, тем не менее, вид его не давал ему покоя. Денис никак не мог понять — с зонтом ли что-то не так или всё-таки с ним самим?...

Знакомство с его владельцами отодвинулось на десятки лет. Были, как в дурном затянутом фильме, только предзнаменования. Позже, возвращаясь по темноте домой, свет в окнах того дома Денису показался ярче, чем у бывших соседей — возможно потому, что стёкла вымыли, а уродливые шторы сняли. Во дворе не было собаки, зато появились прекрасные цветы, а будку приспособили под хранение рассады и удобрений. У него опять возникло чувство раздражения. Какое они имеют право устанавливать здесь свои порядки? Таким не место в нашем городе. Таким место в другом мире. В размалёванной, благополучной Европе, но не здесь, где существует он, Денис.

Однажды вечером он подкрался к крыльцу соседского дома и заглянул через окошечко в двери внутрь. В прихожей стояла детская коляска. Это было старомодное средство передвижения, формой похожее на резинового утёнка, с четырьмя большими колёсами, точь-в-точь как у велосипеда, с тентом, призванным защищать голову ребёнка от дождя и солнца. Хотелось запрячь туда нескольких лошадей. Трудно было разобрать, какого цвета была коляска, может, тёмно-зелёная. Или чёрная?

Денис отшатнулся, так, будто ему дали пощёчину, развернулся на сто восемьдесят градусов и, едва не рухнув с крыльца, быстрым шагом пошёл домой.

В этот же вечер, чем-то смертельно напуганный, юноша пообещал себе исчезнуть из этого города. Вряд ли кто-то мог объяснить его состояние. Он и сам не смог — даже не пытался. Ночью Денис лежал без сна и слушал, как в соседней комнате, как медведь в берлоге, ворочается отец. Мамы не было слышно. Наверное, спала. Денису вдруг очень захотелось попрощаться с этим бородатым человеком. И вместе с тем возникла странная уверенность, что они не смогут расстаться. И в самом деле — каждый молодой человек носит в себе своего отца. Даже если больше никогда не увидятся, они смогут легко, не напрягаясь, вести любые разговоры. Это не будет разговор с пустотой или нескончаемый внутренний диалог. Какой бы вопрос не будет задан, Денис вправе будет рассчитывать на по-отцовски серьёзный, взвешенный, пусть и слегка язвительный ответ.

Юноша ушёл ранним утром, не прощаясь. Ещё затемно покидав в рюкзак вещи, взял даже зимние ботинки. Шёл сначала вдоль колеи, оставшейся от трамвайных путей, вспоминая единственное свое серьёзное путешествие, имевшее место далеко в прошлом. Потом, незаметно для себя, оказался возле путей железнодорожных. Ковыль ласково касался его обутых в сандалии ног. На ближайшей станции где-то в глухомани сел на первую попавшуюся электричку, чтобы спустя почти год (если точнее, десять месяцев) обнаружить себя в Сибири, в Новосибирском Академгородке, где Денис и нашёл себе первую работу в ассоциации местных геологов. Неизвестно, что заставило старшего по хозяйственной части остановить свой выбор на таком странном кадре… возможно, он разглядел в царапинах на его руках особенные стигматы путешественника, человека близкого к земле. Вечного путника. А в глазах, например, увидел отрешённость человека, который уже раз побывал где-то там, в местах, до которых обычным людям (даже таким профессионалам, что живут в Академгородках) невероятно трудно добраться. При всей выбритости своего подбородка, при всей своей близорукости и привычке ходить в туфлях, начальник по хозяйственной части оставался каким-никаким, а геологом.

А может, потому, что Денис согласен был работать чуть ли не за еду.

В его обязанности входило убирать двор, мыть окна и слушать чужие разговоры.

27

Первую неделю Денис ночевал в пустующей сторожке на кладбище, однако после того, как однажды его чуть не загрызли собаки, перебрался жить на работу. С попустительства всех этих добрых, похожих на только что проснувшихся диких зверей, людей, конечно же. В большой город Денис не совался, а с маленькими он умел находить общий язык. Пусть даже Академгородок не был в полной мере городом, и совсем не похож на родной Выборг.

Никто не задавал вопросов о доме, из которого он сбежал. Зато на пороге семнадцатилетия, заметив интерес Дениса к дикой природе, его впервые взяли в горы. В настоящую тайгу.