Утром пришло послание от главного врача льготной зоны. Уверенный сорокалетний мужчина в кабинете с многочисленными медицинскими приборами сказал, как будто продиктовал: «Уважаемая Светлана Васильевна! Ваша мать – Колосова Инна Олеговна выразила желание совершить оздоровительную поездку по местам древних путешествий паломников. Она пожелала совершить все обряды, принятые в прошлые времена, которые предписывают, в частности, уединение и прекращение сношений с внешним миром. На время всего путешествия ваша мать обеспечена всеми необходимыми медицинскими и другими видами услуг. Законодательная база не позволяет мне сообщать о местонахождении пациентки кому-либо без ее согласия. Об окончании срока поездки я не уведомлен, но обычно подобные путешествия длятся от года до трех лет. Прошу вас не беспокоить персонал вызовами, отвлекающими нас от работы. Необходимую юридическую информацию и справочные материалы вы можете найти на нашем сайте. До свидания».
«Влад, с мамой беда», – прошептала Света.
4
В короткий обеденный перерыв я оглядел сотрудников своего отдела. Советоваться ни с кем не хотелось. Разве что Григорий? Он с нами особенно не общался, избегал корпоративных вечеринок, мы о нем вообще мало что знали. Но я был уверен, что именно он не станет говорить теми же словами, которые печатают в буклетах с названиями «Счастье второй половины жизни».
Григорий был старше меня, но отчество к нему не прилипало. Про таких, как он, говорят «мужчина без возраста»: худощавый тип телосложения, короткая стрижка, джинсы. Подсев к нему за обедом, я как бы между прочим спросил, что ему известно о льготных зонах. Он посмотрел на меня внимательно, несколько секунд механически пережевывал пищу, запивал ее водой из стакана, и когда я подумал, что он просто не понял вопроса, неожиданно предложил зайти к нему после работы поговорить, потому что живет он недалеко. Мы договорились встретиться у выхода.
После работы он ждал меня, кивнул в сторону аллеи, идущей от проходной, и предложил пройтись пешком. Мы пошли вдоль серой стены своей конторы к таким же серым домам, расположенным неподалеку.
– Я не знал, что ты здесь живешь, в смысле – совсем рядом.
– Ты хотел сказать – в промышленной зоне? В дешевых домах с плохой экологией?
Лукавить с ним было невозможно.
– Прости, если я тебя обидел. Мне казалось, что в промзонах живут лишь временно работающие или те, кто не закончил полное обучение.
– Ничего, я не обиделся. Домик в пригороде – это хорошо, но я трачу деньги на другое.
– Конечно, это только твой выбор. У одного – цель, у другого хобби.
Гриша усмехнулся при этих словах и совсем некстати спросил, держал ли я дома собаку.
– Да, даже две. Одну подарили нам с сестрой в младших классах, другую мы с женой купили старшему сыну лет десять назад.
– Она жива?
– Что ты! Породистые собаки стареют быстро.
– Она умерла?
– Не совсем. К старости она часто болела, почти ничего не ела, не могла передвигаться. Словом, пришлось усыпить пса, чтоб не мучался.
– Отвезли бы за город. У экологов есть парки, где брошенных животных лечат и подкармливают. Усыплять любимое домашнее животное не гуманно.
– Нет, Гриша, увезти ее из дома, где она прожила много лет, еще более не гуманно.
– Ну, да, конечно. Кстати, мы пришли. Вот эта дверь.
Невзрачная дверь в стене была открыта, мы прошли по узкой прихожей, которая неожиданно открылась в светлую комнату. Сощурившись от хлынувшего света, я не сразу заметил у окна сухонького старичка. Он внимательно разглядывал меня своими глубоко посаженными глазами.
– Знакомься, – сказал Гриша, – это мой отец – Степан Григорьевич.
Я пробормотал приветствие, про себя соображая, сколько же ему лет, если сам Гриша старше меня на… Но этих людей положительно нельзя было провести.
– Папе восемьдесят семь. Он успел побывать в льготной зоне, правда, недолго. Папа, Влад интересуется …
– Понял, – закивал Степан Григорьевич. – Вы присаживайтесь, молодой человек. Гриша, завари гостю чая. У вас что-то случилось?
Я хотел было ответить, как это принято, что проблем нет, есть некоторые вопросы, требующие уточнения, но опять не смог выдержать имиджа благополучного мужчины.
– Степан Григорьевич, моя жена расстроена. У нее на зоне пропала мать. Нет, нам говорят, что она в путешествии и отказалась от связи, но жене кажется, что с ней беда.
Старичок оглянулся в сторону кухоньки, где Григорий колдовал над чайным подносом, и приглушенно начал рассказывать:
– Не уверен, что смогу вам помочь. На зоне я пробыл около трех месяцев. У Гриши с Лизой заболела дочь. Я не мог позволить, чтобы деньги тратились на поддержание моего здоровья, и сам оформился на зону. Что могу сказать? Внешне там пристойно и все, как обещано, – диетпитание, уход, лечение. Явно криминального ничего нет. А то, что на уровне ощущений, – передать трудно.
– Что вы хотите сказать? Что там все-таки…?