«На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений

Над пролетом моста, над твоею тоской —
ангел каменный, городской.
Как замшела рука, да и плеч не склонить,
чтоб упавшего благословить,
не взлететь — приросло крыло
и взглянуть ему тяжело —
посмотреть из-под серых век
на лицо твое и на снег.
И перила, что так холодны,
никогда ему не видны.
Но за каменной складкой волос
всплеск ему услыхать привелось.
— Ангел, разве нам по пути —
ведь крылатому трудно идти.
Отпускает меня тоска,
и звезда над водой близка…
Чтобы первый полет видать,
чтоб завистливо ожидать
взмаха новых, неясных крыл,
он склоняется у перил…

1936–1937

«В небесном сне небесном…»

В небесном сне небесном
живем мы, как в раю,
в кафе как будто тесном
вмещаем грусть свою
по светлому, земному,
живущему в крови,
по родине, по дому
и по своей любви.
И плечи затекают —
зачем в раю летать?
И песен не вмещает
измятая тетрадь.
Тоска обратно плещет
и, к сердцу возвратясь,
бьет молнией на вещи,
на нашу боль и грязь.
И лишь на миг от света
ослепнув, мы поймем:
в раю иное лето,
иной бывает дом.
И стен линялых тесен
и вправду переплет,
откуда ж райских песен
тишайший здесь полет?..
И слезы над стихами,
что кружат, как вино,
откуда ж здесь дыханье
легчайшее Твое?

1936–1937

«На этой страшной высоте…»

На этой страшной высоте,
где прерывается дыханье,
мы не поем, и только те,
кто может, говорят стихами…

Ведь больше вынести нельзя

ни одиночества, ни стужи,
зачем же этот голос нужен,
во тьме ведущий, как стезя?

И сквозь туманы и дожди —

все беспощаднее и гуще,
чуть слышный, но еще живущий,
еще твердящий впереди,

что на земле пощады нет,

что в небе ты давно услышан,
о том, что выше будет свет,
что хватит сил подняться выше…

1936–1937

«В счастливый дом, где розы на столе…»

В счастливый дом, где розы на столе,
Где птицы неразлучные щебечут,
Тоска войдет и, приютясь в золе,
Внезапной смерти приготовит встречу.

1936–1937

«Уже твою корону не расклеют….»

Уже твою корону не расклеют,
На первом бале — первый визави,
О, разве счастье взрослое лелеют,
Как эту боль о детской нелюбви?
Был котильон, и на груди — медали,
И звонкие большие номера.
О, сколько бы ни жили и ни ждали,
Наш первый бал не кончился вчера.
Он длится… И паркет, покрытый воском,
Плывет к скамье, как солнечная нить,
Где, хмурым и заплаканным подростком,
Ты даже ночь клялась не пережить.

1936–1937

«Но из мрака тоски и разлуки….»