На фиг нужен!

– Так ты же не увидишь!

– Я почувствую, – уверяла она Славу и легко подталкивала: «Давай, мол, иди».

– Тогда я пошел, – в который раз объявлял Крюков, но, вместо того чтобы уйти, усаживал Ларису на скамейку, стоявшую в холле общежития, и задавал какой-нибудь глупый вопрос: – Знаешь, как мне надоело уходить от тебя каждый вечер?

– А ты не уходи, – предложила ему однажды Лариса и неожиданно для себя самой покраснела.

– Да я уж тоже об этом думаю, – встречно смутился Слава и как-то очень буднично позвал ее замуж. И в этом предложении не было никакой романтики: затоптанный пол вестибюля женского общежития, заметно опустевшего перед закрытием, вместо букета в руках – смятая шапка, на будущей невесте – спортивный костюм с начесом, потому что зима, и холодно, и сквозняки отовсюду. Но молодости все равно, в каких одеждах бороздить океаны. И для Славы, и для Ларисы значимым было другое – общее понимание, что вместе им будет легче, гораздо легче. А все утверждения вроде тех, что выдают болезненную зависимость партнеров друг от друга, были им неведомы: оба твердо стояли на своих молодых ногах и точно знали: случись что, не пропадут в этой жизни. То, что другие выражали словами, будущие супруги измеряли поступками, поэтому Слава, побывав где-нибудь в гостях, вполне мог притащить возлюбленной пару шоколадных конфет, завернутых в измятую салфетку. А Лариса подолгу стояла в своей комнате возле окна, силясь рассмотреть маленькую черную точку на белом лоскуте заснеженного поля, в которую превращался Слава, стремительно двигаясь от богом забытого «Даманского» к окруженному человеческой жизнью трамвайному депо.

– Хватит уже! – гнали Ларису от окна соседки по комнате, недоумевая, в чем же смысл этого великого стояния. Но та оборачивалась ровно тогда, когда что-то внутри подсказывало ей: дошел, сел в трамвай, скоро будет дома.

Надо сказать, из нынешней жизни Крюковых давно исчезли трамваи, их заменил собственный автомобиль, дом тоже давно стал общим, но формула «дошел, сел в трамвай, скоро будет дома» не утратила своей актуальности и стала отражением сверхъестественной внутренней связи супругов, благодаря которой они чувствовали друг друга на расстоянии.

В тот день, когда жизнь Вячеслава Витальевича Крюкова и его семьи стремительно понеслась под откос, случилось немало такого, что потом срослось в цепочку роковых обстоятельств, не имеющих логического объяснения.

В зеркале заднего вида периодически появлялась морда старого ржавого «Запорожца», к номеру которого была прикручена выцветшая пластиковая ромашка.

«Наверное, цыгане», – улыбнувшись, подумал Крюков и оказался прав. У светофора возле зарецкого автовокзала из «Запорожца» вылезли три цыганки с детьми на руках, еще несколько ребятишек держались за цветастые юбки. Нисколько не опасаясь возмущенно загудевшего потока машин, они бодро пересекли шоссе и направились к своему рабочему месту. Здесь, на привокзальной площади, зарецкие цыгане вот уже несколько десятилетий промышляли мелким мошенничеством, гаданием и попрошайничеством.

Проводив их взглядом, Слава автоматически взглянул в зеркало заднего вида и не обнаружил в нем отражения ржавого «Запорожца» с ромашкой на номере. «Не может быть!» – охнул он, но загорелся зеленый, и оказалось не до этого. «С ума сойти!» – недоумевал Слава и время от времени пытался разглядеть в зеркале ржавого знакомца, но бесполезно! Каково ж было его удивление, когда исчезнувший из виду «Запорожец» встретил его возле рыночных ворот. Вокруг «инвалида отечественного автотранспорта» толпилось несколько парней в спортивных костюмах, а один из них, почтительно согнувшись, о чем-то беседовал с сидевшим за рулем цыганом.

«Стрелка, что ли?» – сначала предположил Слава и решил какое-то время не выходить из машины. Но через пару минут наблюдений понял, что ни о каких разборках речь не идет: громила в спортивном костюме передал через приоткрытое окно цыгану деньги, а в ответ получил несколько маленьких пакетиков, происхождение которых не вызывало никаких сомнений. Слава видел нечто подобное на столе у Жмайлова, ярого поборника здорового образа жизни.

– Видал, Славян, пацаны мои что удумали, – проворчал тогда Николай и, взяв пакетик, размял его содержимое пальцами. – Героин, не палец в розетку. Знаешь, на сколько тянет? – начал было Жмайлов и не закончил: на что-то переключился.