Когда следователь Пакстон вошел в комнату Паолы, она сидела за столом перед зеркалом и наводила макияж. Было утро. Второе утро после исчезновения Кесслера. И второе утро женщина собиралась начинать свой рабочий день с визита к нему. За ночь ведь многое могло произойти…
Сейчас она зайдет к нему, он встретит ее, как всегда, улыбкой, потом она принесет ему завтрак, пачку сигарет. А вечером… Она непременно придет к нему вечером, и они вместе подумают, что им нужно сделать, чтобы никогда больше не расставаться. И придумают. Обязательно придумают. Он придумает. Он умный. Сильный и умный. А она сделает все, как он скажет. И всегда будет рядом с ним.
«…Довожу до вашего сведения, что вчера, 14 июня сего года, в два часа двадцать минут… при попытке покинуть закрытую зону… был убит… – Паола читала, размазывая по лицу слезы и макияж, но никак не могла сфокусировать зрение: строчки прыгали, буквы расплывались. – Военнопленный… офицер вермахта… Кесслер».
– Что это? – спросила она, возвращая листок Пакстону, и подняла на него невидящий взгляд.
– Выписка из рапорта коменданта лагеря, – Пакстон положил на стол несколько фотографий. Кесслер лежит, привалившись к какой-то кирпичной стене, голова чуть откинута, одна сторона лица залита кровью.
Она заплакала.
– Паола, сегодня можете отдохнуть. Завтра в десять часов с вами хочет встретиться мистер Сэдлер.
Она кивнула автоматически.
– У меня в кабинете.
Она снова кивнула.
Пакстон спрятал снимки в карман и направился к двери. Женщина продолжала сидеть, глядя перед собой в никуда, без всхлипов, истерики, не вытирая слез.
Подойдя к двери, следователь обернулся:
– Он был хорошим человеком, Паола. Не таким, как другие… Мне очень жаль…
Хотел сказать еще что-то, но не стал, молча вышел и тихо закрыл за собой дверь.
Миновав три контрольно-пропускных пункта, машина въехала на военный аэродром и подъехала по рулежке почти к самому самолету. До взлета оставалось десять минут, двигатели запущены еще не были. У открытой двери в хвостовой части фюзеляжа, к которой была приставлена трап-лестница, стоял человек в форме майора ВВС США.
Выбравшись из машины, Сэдлер поежился от порывов прохладного ветра и поднял воротник плаща.
– Ну что ж, вот мы и приехали, – сказал он, отворачиваясь от ветра. – Надеюсь, особых претензий у вас к нам нет. Держите, – Сэдлер достал из внутреннего кармана тоненькую книжицу и подал ее своему спутнику. – Полет будет долгим, вполне хватит времени для того, чтобы выучить свое новое имя. А это вам от меня на память и на случай, если в самолете окажется немногим светлее, чем здесь. – Сэдлер протянул маленький карманный фонарик. – Ну вот и все, с этой минуты исчез и товарищ Морозов тоже. В Вашингтоне вас встретят, а моя миссия на этом заканчивается. Приятно было с вами работать, Владимир Алексеевич. Надеюсь, еще увидимся. Желаю удачи.
Сэдлер пожал на прощание руку своему молчаливому спутнику и, когда тот направился уже к самолету, прокричал ему вслед:
– Не забудьте о бутылке виски!
Дверь в фюзеляже самолета захлопнулась, затем включились бортовые огни, поочередно запустились двигатели.
Самолет оторвался от земли и почти сразу растворился в черном ночном небе; вскоре исчезли и бортовые огни. Облачность была низкой: синоптики предупреждали об этом еще с утра…
Часть вторая
Глава 1
Тишину раннего декабрьского утра 1953 года в номере гостиницы «Стетлер», что в центре Манхэттена Нью-Йорка, звон разбитого стекла разорвал, будто взрыв. Редкие в этот час прохожие могли видеть, как из окна десятого этажа гостиницы выпал и с глухим стуком ударился о землю мужчина. Его смерть была мгновенной.
Звук этого «взрыва» вырвал из состояния тревожного полусна Гарри Пелпа. В первые секунды Пелп не смог даже идентифицировать этот звук, а когда понял, что это было, он, холодея от ужаса – это было первое чувство, которое Гарри испытал в это мгновение, – поднялся с дивана и вошел в спальню своего подопечного: пустая смятая постель, осколки разбитого стекла подтвердили самые страшные его предположения.
Чувство ужаса исчезло так же внезапно, как и появилось, его место заняло ощущение краха, ощущение чего-то неминуемого, ощущение какого-то конца. Однако, как это ни парадоксально, именно это ощущение заставило мозг Пелпа, сотрудника Управления технических служб Директората разведывательных операций ЦРУ, кадрового контрразведчика, работать с четкостью и хладнокровием вычислительной машины.
Он спустился в холл первого этажа и из кабинки междугородных переговоров связался с заместителем начальника отдела химических и бактериологических разработок сотрудником Управления технических служб Робертом Лэшбруком.
– У нас проблемы, сэр, – севшим от волнения голосом сказал в трубку Пелп. – Он только что выбросился из окна.
Ответом ему было молчание.