На грани смерти

Станислав стегнул кнутом лошадей. Не успели мы проехать и сотню метров, как я вдруг ощутил легонький толчок в спину. Обернулся назад и увидел прямо перед собой круглые от ужаса глаза Ядзи. Я ничего не понял. Тогда она, выбрав момент, когда офицер отвернулся, взглядом указала на мой пояс. И тут меня обдало холодом: я понял, что из-под моего полушубка выглядывает оружие.

Я был одет под сотрудника СД: хромовые сапоги, брюки-галифе, пиджак из черного сукна, а сверху — овечий полушубок с разрезом сзади. К ремню брюк были прикреплены две кобуры. Во время езды они сдвинулись к разрезу и теперь стали видны всем, кто сидел позади меня, в частности нашему новому пассажиру. Мне стало не по себе. Вот так влип…

Как бы невзначай я посмотрел несколько раз назад и убедился, что офицер действительно вглядывается в мою поясницу.

Вдруг у меня мелькнула счастливая мысль: «Я же сотрудник СД из «столичного» города Ровно!» И я быстро и непринужденно, глядя гестаповцу прямо в глаза, приподнял одной рукой свой полушубок и поставил кобуры на место. Ядзя одобрительно подмигнула.

В самом центре города фашист что-то пробормотал, Станислав, понимавший немецкий, остановил лошадей. Офицер соскочил с повозки, сам снял свои чемоданы, поблагодарил нас и подался переулком. Мы же, с облегчением вздохнув, молча смотрели друг на друга. Пронесло…

— Ну и нервы у вас! Железные, — прервал паузу Станислав. — На всю жизнь запомню эту встречу.

— Ничего. Мы, наконец, добрались, а это главное. Теперь возвращайтесь обратно, Станислав. Спасибо, дорогой…

Простившись с нашим возницей, мы быстро миновали центральную площадь и спустились к деревянному мосту на старице Стыри.

— Этой же дорогой, Николай, я шла тогда, вместе с твоей мамой, тетей Марфой, — тихо сказала Ядзя. — Вот и Монополевая. Я иду направо, вон в ту хатку… — указала кивком головы.

— Понял. Вечером, как только стемнеет, выходи и прогуливайся здесь. До встречи…

Не прощаясь, мы разошлись.

В этот раз Ядзя шла к своей сестре уверенно — она знала, что найдет там поддержку и помощь. Я же впервые шел к Григорию и Марии Обновленным, у которых раньше побывала моя мать. Они, наверное, не знают еще, что она погибла.

Опасения мои оказались напрасными. Я всегда буду помнить, как и меня, и Ядзю приняли тогда в семьях Григория Обновленного и Варфоломея Баранчука.

В Луцке Ядзя являлась моим самым близким помощником. Она выполняла все партизанские поручения, вместе с Пашуней и Варфоломеем занималась разведкой, доставала медикаменты. Тут нам удалось восстановить связь с подпольщиками Антоном и Верой Ковпаками, братьями Измайловыми — Виктором и Вячеславом, женой Вячеслава — Линой, Борисом Зюковым, Ниной Карст, Олегом Чеповским и многими другими.

Однажды Ядзя, возвратившись с Бодзячивского маяка, передала мне записку от Лукина. В ней нам предлагалось оставить город и прибыть в отряд.

8

Время шло. Дни сменялись ночами. Они приносили радости и огорчения, приближали нас к победе. Через некоторое время я и Георгий, мой младший брат, получили приказ отправиться в Ровно. Там нам предстояло выполнить очередное разведзадание.

Вот и сейчас Георгий, поднявшись спозаранку, спешил на свидание с Ваней Красноселовым, нашим связным.

День только начинался. Солнце едва поднялось над горизонтом, но его лучи уже успели прогреть воздух и высушить росинки на листьях деревьев и кустов, на траве.

Улицы на окраине города были пустынны, изредка прогромыхает телега или проскрипит несмазанными педалями велосипедист. В сонной дреме стояли сады.

Георгий дошел до самого конца улицы, постоял, будто решал, куда ему идти дальше, и наконец свернул в сторону Басовкутского озера. Он шел не спеша, засунув руки в карманы брюк, с видом человека, довольного жизнью и, главное, самим собой. Лицо его выражало беззаботность, только темные насмешливые глаза были настороженными.

Георгий вынул карманные часы на металлической увесистой цепочке. «До встречи еще целый час», — подумал он, подходя к зданию водонасосной станции, возвышавшемуся на небольшом холме. Щуря от яркого солнца глаза, Георгий рассматривал низину, где начинался перерезанный узкой речушкой луг. К нему примыкали огороды, упирающиеся в сараи и хаты.

На лугу военнопленные — человек двадцать — косили траву. На некотором расстоянии от них на прохладной траве развалилось трое в форме фельдфебелей гитлеровского вермахта. На рукавах светло-зеленых мундиров пестрели белые повязки, на которых четко выделялись три черные буквы «РОА». «Власовцы, — с досадой подумал Георгий. — Только их мне тут и не хватало».

Сейчас лучше всего было бы уйти, но именно в этом месте он должен встретиться с Красноселовым.

Георгий спустился к речке и у самой воды присел на корточки. Громко смеявшиеся над чем-то власовцы, заметив его, сразу замолчали.

Один из них, долговязый, с прилипшими ко лбу волосами, приподнялся. Рукава мундира были коротки для его длинных худых рук, и он часто резким движением одергивал их.

— Эй, парень, ты здешний? — спросил он на русском языке.

— А если здешний, то что?

— Да так, просто спрашиваю. Не из этого села? Не басовкутский?