На грани смерти

— Документы у тебя с собой? — как бы продолжая прерванный разговор, спросил Полищук. Он окинул Петра быстрым небрежным взглядом и принялся что-то искать на столе. Извлек из-под стопки бумаг измятую пачку сигарет и закурил. — Ближе подойди, — он протянул руку за документами. Листая их, подолгу останавливался на одних, другие тут же откладывал в сторону, некоторые перечитывал по нескольку раз. — Все в порядке… В подозрительном порядке…

— Ладно, не пугай хлопца. В порядке, значит, в порядке. Нечего придираться, — весело проговорил Корженевский.

— Я мог бы прицепиться к нему. Мне наплевать на эти бумаги и на то, что он сам говорит. Партизаны такие подделки научились делать — смотришь и глазам не веришь, что документы фальшивые… — Полищук говорил не спеша, пристально глядя на Петра и еле заметно улыбаясь уголками губ. Глаза его были прищурены то ли от въедливого табачного дыма, который клубился над головами, то ли от удовольствия, с которым он следил за Петром. — Партизаны сейчас хитрее стали. Это уже не те мужики, что бродят по лесу и стреляют.

Петр старался не вдумываться в то, что ему говорил этот человек в штатском. Он улавливал смысл фраз, фиксировал все в памяти, чтобы вовремя ответить на вопрос. В голове проносились мысли о предстоящей встрече с Домбровским, о жене и о том, что придется придумывать что-нибудь для ее успокоения.

— Они в полицию потихоньку пробираются, в городе оседают, — продолжал Полищук. — Добропорядочные, солидные, лояльные к властям, заводят знакомства в гестапо, полиции, ими же затем надежно прикрываются, а сами тем временем… устраивают партизанские явки в собственных квартирах…

— Слушай, не пугай хлопца, — оборвал его Корженевский. — Тебе что, моего слова мало?

— Я ничего не скрываю, мне нечего бояться. Тем более, что село мое рядом с городом, — уверял Петр.

— Смотри каков! Хорошо… хорошо, — Полищук сдул с бумаг пепел и, довольный услышанным, заулыбался. — Да… Так чего же ты бежал из села? — спросил он. — Партизаны? Они кого-то убили в вашей семье?

— Нет, не убили. Мы вовремя выехали, — ответил Петр с ударением на слове «выехали».

— Хорошо отделались. Украинцев в этих большевистских бандах много?

— Да порядком…

— Народ — как скотина. Видит перед собой только клочок травы. А когда этот клочок на время забирают, он начинает брыкаться. Он никак не хочет понять, что благополучное будущее надо научиться смиренно ждать. — Полищук посмотрел на часы. — Задержали вы меня. Шеф уже ожидает. Ну так что ж, пиши заявление и принеси его мне. Приму. Раз такие люди за тебя хлопочут, — он дружеским взглядом окинул Корженевского, — нельзя не принять.

— Когда заявление можно принести? — спросил Петр.

— Да хоть сегодня… К концу дня…

Петр в форме сотрудника полиции примостился в сквере на лавке, в тени старого вяза. Дрожа от холода и радостного возбуждения, он быстро просмотрел газету. На минуту его взор задержался на первой странице, где сообщалось о покушении на генерала Пауля Даргеля. Взяв себя в руки, Петр аккуратно сложил газетный номер и сунул его в карман. Он закрыл глаза и расслабился, стараясь все свои силы направить на одно: во что бы то ни стало сдержать радостное возбуждение.

Вдруг до его слуха донесся тихий разговор.

— Слушай, а немцев-то бьют, — вполголоса сообщал кто-то, — вчера все улицы перекрыли, а того, кто стрелял, так и не нашли…

— Тише, прошу тебя, тише, ведь могут услышать… — умолял женский голос.

— Ну и пусть… Находятся смельчаки и средь бела дня стреляют в этих собак, не боятся… А мы…

Петр приоткрыл глаза и посмотрел в сторону говоривших. Ими оказались молодая девушка и паренек. Заметив взгляд полицая, девушка схватила парня за руку и кинулась наутек, увлекая его за собой.

Петр смотрел вслед убегающим, и ему стало вдруг не по себе. Ведь эти молодые люди боялись и презирали его сейчас, они не знали, что он сам ненавидит свой мундир, который может оставить след человеческого презрения на всей его жизни.

Всего лишь несколько человек знают в отряде, почему он в этой одежде. Всего несколько человек. Смогут ли они когда-нибудь сказать: «Так было нужно»? А позже, после победы, не будут ли люди, показывая на него пальцами, говорить: «Полицай! Смотри, при любой власти ему хорошо. В войну предателем был, а сейчас герой!» А что унизительнее и позорнее предательства? Что можно потом сказать в свое оправдание? Поверят ли?..

Петр гнал от себя эти мысли, но они возвращались и будоражили душу. Он понимал, что не время сейчас думать об этом, главное теперь — борьба с врагом.

В сквере уже никого не было. Только вдали, в конце аллеи, показался патруль. Петр вынул газету из кармана, положил ее на скамейку и пошел в обратном от патруля направлении.