Читаем На грани смерти полностью

С хутора доносился вой собак. Он пронзал вечернюю тишину, ударялся об обледеневшие деревья.

— Собаки воют на мороз, — сказал протяжно старик.

Кони остановились у тропинки, которая вела от дороги вдоль леса прямо к хутору.

— Ну вот вы и дома, — заулыбался старик.

Пашуня, не зная как отблагодарить, старалась сунуть ему в руку несколько марок. Он неловко отнекивался, повторяя, что свои же, а если бы чужие, то ни за какие деньги не повез бы, самому домой надо спешить.

Петр медленно шел по знакомой тропинке, которая вела к хутору, и старался увидеть на ней следы: матери, Николая, Виктора или Ядзи?

— Еле-еле уговорила взять, — догнала брата запыхавшаяся Пашуня.

Когда они подошли к дому, собаки, спущенные на ночь с цепи, яростно набросились на плетень. Но, почуяв своих, недоуменно затихли, а затем, принюхавшись, опустили к земле морды, завиляли хвостами и радостно заскулили.

— Мурза! Разбой! Хорошие мои! Узнали. А я и забыл про вас, — приговаривал Петр. Собаки ползали у его ног, он трепал их за вислые уши, они с разбегу набрасывались на парня, стараясь лизнуть руки, лицо.

Пашуня тихо постучала в дверь. Никто не ответил. Она постучала еще раз, уже сильнее. Подбежала к окну и постучала, вернулась к двери. Никто по-прежнему не отвечал. В доме было темно и тихо.

— Боже мой, что-то случилось, — проговорила она через силу. — Ведь собаки выли. Чего они выли? Старик сказал — на мороз…

— Может, они уже спят давно? — спросил Петр и начал бить кулаком в дверь изо всех сил. Дом ответил молчанием. — Вот те на! Где же они могут быть? Мурза, где хозяева? — спросил Петр у собаки, глядевшей на него печальными глазами.

Он не чувствовал тревоги, Пашуня же начала заметно нервничать. Мертвая тишина стояла за плотно закрытыми дверями, вокруг. Пашуня подбегала к плетню, вглядывалась в темную даль, не едет ли кто-нибудь, возвращалась к Петру, который уселся на крыльце и с удовольствием вытянул натруженные за день ноги.

Он был умиротворен тишиной, покоем, и ни одна тревожная мысль не волновала его. А Пашуня не находила себе места: то всматривалась в темные окна, стараясь разглядеть, что там за ними, то выбегала на дорогу…

— Почему выли собаки? Старик сказал на мороз, — упорно повторяла она.

Сумерки еще больше сгустились, почти до ночной темноты. Небо серое, с розовым отливом, опустилось еще ниже, почти накрыло гриву могучего леса. Луна не появлялась. Вокруг было тихо и мертво.

Они сидели на крыльце и молча ждали, прислушиваясь в печальной тишине к каждому звуку. И вдруг послышалось поскрипывание полозьев. Пашуня встрепенулась и выбежала за ворота. К хутору, понуро свесив головы, тащились лошади. Виктор Акимович — она узнала отчима сразу — вел их под уздцы.

— Петрик, это они! — воскликнула радостно Пашуня и бросилась навстречу саням. Ей казалось, что она бежит слишком медленно, с трудом вытаскивая ботинки из сугробов, переваливаясь с боку на бок.

— А мы вас уже заждались! Здравствуйте, Виктор Акимович! — воскликнула она, переводя дыхание и поправляя сбившийся платок.

— Хорошо, что ты приехала, Пашуня, — сказал отчим сдержанно, не глядя на нее.

На санях сидели мать и Ядзя.

— Да я не одна! Петр вернулся! Представляете, какая радость! Петрик из плена бежал!

— Николая убили… Похоронили мы его сейчас… — глухим, каким-то чужим голосом вымолвила мать.

Они сидели на кухне. Ядзя рассказывала о трагических событиях позапрошлой ночи. На столе горела керосиновая лампа, свет выводил длинные тени на стенах и потолке. За окном, в лесу, поскрипывали раскачиваемые ветром деревья. В соседнем хуторе залаяла собака.

Мария Степановна смотрела на Петра и разрывалась между горем и радостью. Невыносимо трудная участь выпала ей: одного сына похоронить, а другого снова обрести.

— Час поздний, — оборвал наступившую после рассказа Ядзи тишину Виктор Акимович. — Дай, мать, детям перекусить. Тем более, что Петр и Пашуня с дороги. Дверь без меня никому не открывайте. Если будут стучать, будите меня и Петрика. Опасно стало жить, — он посмотрел на Петра. — Хотя посмотрим, кто кого. Сейчас и мы уже знаем, что делать…

Никто, кроме Петра, не уснул в доме в ту ночь.

<p><strong>6</strong></p>

В начале 1943 года партизанская борьба на Ровенщине и Волыни, как и на территории остальных оккупированных гитлеровцами областей Советской Украины, развернулась вширь и вглубь. Народные мстители наносили удары по врагу в самых неожиданных для него местах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное