На грани смерти

В это время фашисты решили использовать в борьбе против партизан оуновских головорезов. Они потребовали от их главарей Андрея Мельника, Степана Бандеры и Тараса Боровца (Бульбы) выхода из мнимого подполья и открытого вооруженного выступления против советских партизан. Учитывая, что местное население активно поддерживало партизан, каратели провоцировали резню между поляками и украинцами. Главное, наставляли они, умело использовать лозунги свободы и национальной независимости, завуалировать политику «огня и топора» гуманными чаяниями, свободолюбивыми стремлениями. Следует столкнуть один народ с другим — советовали в узком кругу гестаповцы оуновским главарям. Как только будет найден повод, поведите село на село, хутор на хутор. Уничтожать всех — от стариков до грудных детей! Никакой пощады никому! Такие акции проводить прежде всего там, где население оказывает активную помощь большевикам.

Оуновские банды по прямому указанию фашистской администрации приступили к истреблению советских людей на оккупированных гитлеровцами территориях. Дни и ночи пылали хутора и целые села. По земле Ровенщины и Волыни бродили банды убийц. Человек боялся человека. Люди обходили друг друга стороной. С той поры участились и случаи внезапных нападений оуновских банд из засад на советских партизан.

Эти обстоятельства вынудили командование отряда «Победители» принять решение передислоцировать основные силы из-за Случи в Цуманский лес, ближе к городам Ровно и Луцку. Соответственно изменились и маршруты наших связных. Теперь Леоновский и Кудрянский хутора перестали быть нашими маяками. Связь с отрядом держалась через основной, Оржевский маяк, дорога к которому из Ровно шла через село Бронники и Грабовские хутора, а также через второстепенный Суский маяк, к которому добирались тем же маршрутом, только следовали еще дальше, через села Бегень и Волошки.

В связи с этим возникла необходимость обезопасить людей, которые долгое время помогали нам. Убийство Николая Мамонца свидетельствовало о том, что хутор Мамонцов был под подозрением у оуновских бандитов. Оно было первым террористическим актом. И никто не был уверен, что подобное не повторится. Поэтому командир отряда Дмитрий Николаевич Медведев, стараясь предупредить трагическую развязку, приказал Мамонцам всей семьей переехать в Ровно. Всей, кроме Петра. Он оставался здесь до получения особых распоряжений.

Мария Степановна волновалась. Она понимала, что надо ехать, но оставлять все, что связано с ее молодостью, радостным и горестным прошлым, было тяжело. Бросать хату, хозяйство, сниматься с насиженного места, скитаться по чужим углам, прятаться, переживая, что кто-то выдаст… Так не лучше уж здесь?.. «Пусть дети едут, — думала она. — Что потеряно, того не вернуть. Николай убит. Остались Петро и Ядзя. Они должны выжить…»

— Я никуда не поеду! — заупрямилась Ядзя. — В городе мне нечего делать. Пойду в отряд.

— С ума сошла девка! — воскликнул Виктор Акимович.

Ядзя ожидала насмешек отчима. Это еще можно вынести. Лишь бы мать не стала отговаривать. Жаль матери, после смерти Николая она заметно постарела.

— Да тебя там засмеют! — начал отчим. — Партизанка! Коров доить да кашу варить! Вот и все подвиги. Выдумала себе бог знает что!

— Мне все равно, что там делать, лишь бы не прятаться по чужим квартирам! Кто-то должен и это делать! Должен, должен!

Мать молчала. «А может, Ядзя и права. Интересно, что сказал бы Николай? — После его смерти Мария Степановна часто задумывалась над тем, что бы он сказал, как бы поступил в той или иной ситуации. Вот и сейчас… — Наверное, не стал бы отговаривать».

— Я иду в отряд, — повторила Ядзя решительно.

Отчим посмотрел вопросительно на жену. Та продолжала молчать.

Вскоре после ухода Ядзи в отряд Мария Степановна и Виктор Акимович отправились в Ровно, где при помощи подпольщиков устроились на работу.

Петр, как приказал командир отряда, до особого распоряжения остался жить на хуторе. Вызвал сюда жену и дочку. Два года плена, побег, полная лишений дорога сказались на его здоровье. Тяжелая болезнь приковала к постели. Долго выхаживала его жена, пока он поднялся на ноги.

Угрюмый, он часто стоял у окна: ждал весточки от матери и отчима. Все молчали, словно забыли о нем.

Петр заметил, что за хутором следят: то незнакомая женщина забредет во двор, попрошайничая, то какой-то хлопец словно из-под земли вынырнет — воды попить из колодца, то старик корову ищет вокруг хутора… Он долго думал, что делать, и наконец принял решение: оставил семью и пробрался в Ровно. Там через Казимира Домбровского связался с Георгием Струтинским и Николаем Грачевым. Началась работа в подполье.

Иногда ночью он возвращался на хутор, к семье. Скрываясь от посторонних глаз, жил там по несколько дней.

7

День был ясный, морозный, слепящий свежевыпавшим снегом. Сосны закрыли небо заснеженными кронами, которые нависли над землей. И казалось, вот-вот вся эта снежная тяжесть рухнет на землю.