На гребнях волн

– Это для всей семьи, – гордо объявляет папа.

– А кто художник? – спрашиваю я.

– Некая Ванесса Белл, – отвечает папа. – А вот кто она – не знаю, надо бы поискать информацию.

– Ванесса Белл… – говорю я. – Это мне что-то напоминает![2] – Вообще-то я не люблю таких шуток, но папа обожает каламбуры, и я думаю: пусть этот дурацкий каламбур станет ему рождественским подарком.

– О чем это ты? – спрашивает он.

– Я писала о ней работу для мистера Лондона, – говорю я.

– Кстати, мы так и не выяснили, он не родня Джеку Лондону? – спрашивает мама.

– Не родня, – говорю я.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает мама. – Когда мы с ним разговаривали, он прямо ничего не говорил, но намекал…

– Естественно, – отвечаю я. – Отсюда и знаю.

– Грета, извини, пожалуйста, – говорит папа и снова поворачивается ко мне: – Что значит, ты о ней писала?

– Писала о группе «Блумсбери», а Ванесса Белл принадлежала к ней.

Наградой мне становятся непонимающие взгляды со всех сторон.

– Сейчас покажу!

Я бегу к себе в комнату. Когда возвращаюсь, вижу, что вся семья собралась вокруг картины и с восхищенным вниманием ее разглядывает. Сейчас они напоминают людей на картине – три фигуры вокруг замка из песка.

Я отдаю папе свое сочинение, он читает. Тем временем мы с мамой и сестрой собираем оберточную бумагу и решаем, что большую ее часть придется выбросить. Слишком измятая, кое-где порвана: другой подарок в нее не завернешь.

– Как тебе моя работа? – спрашиваю я у папы.

– Очень интересно, – говорит он. – Пожалуй, поищу и другие ее картины.

Мама и сестра раскладывают под елкой угощение для Санты (овсянку) и его оленей (морковку), а мы с папой сидим и смотрим на огонь. Неужели Свея все еще верит в Санту? – думаю я. Но сейчас неподходящий момент, чтобы об этом спрашивать.

– У меня такое чувство, – говорит папа, – что эта картина может стоить целое состояние.

– И у меня, – отвечаю я.

Мама улыбается снисходительно и устало: она уже много раз такое слышала.

– Ладно, мечтатели, – говорит она, – а теперь давайте-ка в постель!

* * *

В рождественское утро мама, Свея и я натягиваем шерстяные шапки и отправляемся на прогулку по Краю Света.

– Только подумайте, сейчас все еще сидят под елкой и разворачивают подарки! – говорит мама так радостно, словно смысл Рождества в том, чтобы выйти на улицу раньше всех остальных.

Возвращаясь домой, видим, что папа ждет нас на крыльце. «Кто-то умер», – думаю я и пугаюсь. Вдруг кто-то из шведских тетушек? Я их обожаю.

– Мария Фабиола в новостях! – кричит папа издалека. – Нашлась!

Мама громко благодарит по-шведски Бога и Иисуса.

Не сняв ботинок, мы бежим в комнату с телевизором. В новостях по первой программе бегущая строка: «Рождественское чудо: пропавшая наследница вернулась живой». Все то же фото Марии Фабиолы на весь экран. Сегодня утром ее, завернутую в одеяло, нашли на крыльце ее родного дома в Си-Клиффе. Никаких деталей о похитителях полиция пока не раскрывает, продолжает дикторша. Лицо у нее серьезное – в конце концов, тема требует серьезности, – но глаза оживленно блестят. Диктор, обычно работающий с ней вместе, уехал на Рождество, так что вся история досталась ей!

– Надо пойти к ее дому, – говорит мама. – Поздравить и порадоваться за нее.

Я так потрясена, что безропотно плетусь следом за мамой. Идет она быстро, почти бежит. Папа и Свея тоже идут с нами. Подходя к дому Марии Фабиолы, издалека видим толпу человек в пятьдесят или шестьдесят. Толпятся вокруг, словно дом – это сцена, а они пришли послушать выступление.

Соседи и незнакомцы обнимаются прямо на улице. Некоторые в красных колпаках Санты, другие в свитерах с оленями – и вряд ли это ирония. Появляются все новые люди, кто на машинах, кто на велосипедах. Все мы чего-то ждем, хоть и не знаем чего. Наконец раздвигаются занавески в гостиной. Мария Фабиола и ее родители подходят к окну. Вокруг меня раздаются охи и ахи, а за ними – оглушительное молчание. Мария Фабиола смотрит на нас. Толпа взрывается радостными криками, слышно что-то про рождественское чудо.

Отец Марии Фабиолы открывает окно. Толпа в восторге аплодирует. Мария Фабиола машет всем жестом мисс Америки – рукой от локтя. Скользит глазами по лицам в толпе – несомненно, замечает и запоминает, кто пришел поздравить ее с возвращением домой. Скоро мы с ней встречаемся глазами. Взгляд ее на миг застывает, твердеет – а затем скользит дальше, к лицам, на которых не прочесть ничего, кроме радости.

17

Пока Марии Фабиолы не было, все только и ждали вестей о том, что же с ней стряслось и где она. Теперь она вернулась – и все только и ждут, когда же она расскажет, что с ней стряслось и где пропадала.