На игле

— Итак, вы читаете Кьеркегора? Ну что ж, расскажите нам немного о нём, — говорит мне покровительственным тоном это чмо.

— Я интересуюсь его концепцией соотношения истины и субъективности и, в частности, его идеями по поводу свободы воли, особенно тем утверждением, что истинный выбор совершается в момент сомнения и неуверенности при невозможности опереться на собственный опыт или на советы посторонних. С некоторым основанием можно утверждать, что исходно философия Кьеркегора носит буржуазно-индивидуалистический характер, поскольку направлена против коллективной мудрости общества. Однако в его философии скрыт также революционный потенциал, ибо отрицание коллективной мудрости общества ведет к ослаблению идеологических предпосылок для контроля общества над индивидуумом…

Я почувствовал, что зашёл слишком далеко, и резко осекся. В суде умников не любят. Можно договориться до того, что тебе выпишут очень конкретный штраф или, не дай Боже, дадут большой срок. Почувствуй разницу, Рентой, почувствуй разницу.

Судья презрительно фыркает. Он образованный человек и — я уверен — знает о великом философе гораздо больше, чем такой плебей, как я. Быть судьей — это тебе не пуп скрести. Мудаков в суд работать не берут — я почти слышу, как Бегби говорит что-то в этом роде Кайфолому. Они оба сидят в зале на местах для публики.

— А вы, мистер Мерфи, намеревались продать эти книги, как вы продаёте всё, что вам удается украсть для того, чтобы финансировать ваше пристрастие к героину?

— Очень точно сказано, чувак… э-э-э… типа, именно так оно и есть, — кивнул Кочерыжка, и задумчивое выражение на его лице сменилось замешательством.

— Вы, мистер Мерфи, вор-рецидивист.

Кочерыжка пожимает плечами, словно желая сказать, что в этом нет его вины.

— Судя по материалам дела, вы по-прежнему страдаете от героиновой зависимости. Похоже, что и воровство для вас стало чем-то вроде наркотика. А ведь люди работают для того, чтобы производить те ценности, на которые вы периодически покушаетесь. Честным гражданам приходится трудиться, зарабатывая деньги на их приобретение. Многократные попытки убедить вас отказаться от практики совершения этих мелких, но дерзких преступлений так и не принесли никаких плодов. Таким образом, я вынужден вынести вам приговор — десять месяцев тюрьмы.

— Спасибо… э-э-э, то есть я хочу сказать… нормально, типа…

Теперь говнюк обращает свой взгляд на меня. Блядский боже!

— Вы, мистер Рентон, — несколько иной случай. В следственных материалах сказано, что вы также страдаете от героиновой зависимости, но пытались бороться с привычкой к наркотику. Вы утверждаете, что ваше поведение вызвано депрессией, последовавшей после воздержания от героиновых препаратов. Я готов поверить в это. Я также готов поверить, что вы толкнули мистера Родса в целях самозащиты, а вовсе не добивались того, чтобы он упал. Поэтому я готов приговорить вас к шести месяцам тюрьмы условно с отсрочкой вступления приговора в силу в том случае, если вы продолжите проходить соответствующее лечение под контролем служб социального обеспечения. Я допускаю, что препарат конопли, который вы имели при себе, предназначался для личных нужд, но я не могу ни в коем случае оправдать употребление запрещённого вещества, хотя вы и утверждаете, что прибегли к нему, пытаясь преодолеть депрессию, вызванную героиновой абстиненцией. Я приговариваю вас к штрафу в сто фунтов за хранение этого препарата и советую вам в дальнейшем изыскать другие способы борьбы с депрессией. Если же вы, как это уже случилось с вашим другом Дэниэлом Мерфи, не воспользуетесь данным вам шансом и предстанете перед этим судом вновь, я безо всякого колебания буду вынужден приговорить вас к тюремному заключению. Надеюсь, я ясно выразился?

Яснее не бывает, понятливый ты наш. Как же я вас все же люблю, говиоеды ёбаныс.

— Благодарю вас, ваша честь. Я слишком хорошо представляю себе, какое огорчение я причиняю своим родным и друзьям, и приношу извинения за то, что отнял столько времени у досточтимого суда. Однако одним из ключевых моментов для успешного излечения от наркотической зависимости является понимание больным того факта, что он болен. Я регулярно посещал клинику и прохожу в настоящее время курс поддерживающей терапии с использованием метадона и темазепана. Я более не обманываю сам себя. С божьей помощью мне удастся победить мой недуг. Ещё раз большое вам спасибо.

Судья внимательно всматривается в мое лицо, пытаясь понять, не издеваюсь ли я над ним. Пусть смотрит сколько влезет — ничего он не увидит. Я овладел непроницаемым выражением лица в процессе общения с Бегби. Лучше непроницаемое выражение, чем морда в крови. Убедившись в том, что я абсолютно серьезен, тупой пидор закрывает заседание. Я направлюсь к выходу из зала суда как свободный человек, а Кочерыжку сейчас уведут в камеру.

Полисмен делает ему знак пошевеливаться.

— Извини, приятель, — говорю я, чувствуя себя последним гондоном.