На южных рубежах

Шайтанов закурил папиросу. Он был человеком богатырского сложения, широкоплечий и суровый на лицо, с густой раздвоенной бородой, которая наводила ужас на нашего знакомого бая Аманжола, с пышными непослушными бровями. Он был равным Колпаковскому по военному чину, но состоял у него в подчинении как у начальника Алатавского округа, по чину гражданскому, являясь, между прочим, его другом и соратником. Дмитрий Аванесович Шайтанов был одним из старожилов Верного, жил в прифортовой станице уже пять лет и являлся казачьим старшиной. Был он потомственным военным и, как сын простого казака, человеком неизысканным, старомодным.

– Что, Митрий Аванесович, дела… – начал Колпаковский. Он еще не вполне перестроил мысли на нужный лад и перед его усталыми, но светящимися глазами все еще стояли линии улиц и арыков.

– Дела, Герасим Алексеич, – подтвердил Шайтанов и продолжил, так как старший по званию хоть и условно, но начал разговор: – мечутся киргизы… Дикокаменные48 также. Многие переметнулись к хокандцам.

– Эка ты, Митрий Аванесович, сразу быка за рога. Ты скажи, что думаешь про войско ханское и его командиров сначала. Потом и о киргизах речь поведем.

– Полчища у хана дюже многочисленные. Тыщ двадцать верхоконных. При пехоте – что само по себе нечто чудное. Имеют и пушчонки, артиллерию. Во главе то ли сам Милля-хан49, то ли Канаат-Ча50 – ташкентский бек. Воевода он умный, опытный, хоть и против нас сечи не имел, но среди азиятцев имеет почет, – по-военному коротко доложил Шайтанов.

– Двадцать тысяч! Эка! Многовато, а, Митрий Аванесович?

– Многовато, – кивнул Шайтанов.

– А с вооружением у них как?

– В большом количестве, как бывалыча промеж степняков, пики, сабли, луки. Имеют и ружьишки. Пешие – туленгуты, тяжелая пехота – тысяча али две ратных. Конечно, есть среди сего воинства и всякий сброд, как при любом азиятском войске. Эдакие удальцы, падкие на добычу, им пограбить да понасильничать. Однако, думается, эти рассеются при первом залпе фейерверкеров, аки голубки.

– И в них свой резон имеется. Для устрашения мирных поселенцев да наших киргизов.

– Так. По последним грамоткам разумею, идут двумя колоннами, авангард уже в наших пределах, грабят и жгут в предгорьях, да по киргизским аулам. К пикетам пока касательства не имеют – трусят, али основной силы ждут. Может, Герасим Алексеич, взять мне десятков пять моих казачков, да потрепать зальяна, а?

– Ишь ты, удалец! Тебе с полтиной казаков, да в разъезды? Не по чину, дорогой Митрий Аванесович, не по чину. А разъезды организовать надо, тут ты верно говоришь. Аулы надо защитить. Вот мы с тобой сейчас и помыслим, кого да куда засылать. Только вот…

– Силушки у нас маловато. Только на западе – Кастек, Узун-Агач и Каскелен51. Дюже растянемся.

– Вот-вот, с языка снял. А Верный, а Илийск? И так людей мало, везде гарнизон не оставим. Мужичков я вооружил, но скорее для придания им храбрости. Да и чтобы от воинствующих киргиз отбиться. Многие ведь открыто на сторону хана перешли. Уже бесчинствуют. Да не только на наши поселения они зуб имеют – они своих же грабят, междоусобные распри решают. Ну, не тяни, говори про киргизов, что там у тебя.

– Набеги и стычки промеж собой у них давнишние, тут ничего не попишешь. Худо иное. Многие знатные беки собирают своих джигитов. У иных до тысячи сабель наберется. И боюсь, не к нам они пойдут, а прямиком к хану. Остальные затаились, ждут успехов, калгатню затеяли. Стоит сераскеру удачливо прихлопнуть муху – так зараз, как по волхованию, слух разнесут будто воинство наше истреблено, а мы с тобой уже на пиках сидим под самим Верным. Тут затаившиеся киргизы и подымутся. Смута будет, по тылам пойдут. А там и остальные возмутятся, до самого Копала и Семипалатинска.

– Тамошние жалаиры и албаны до сей поры мирно себя ведут. А роды это большие, многолюдные. При таком положении, быть беде. Да и двадцать тысяч сераскеровых войск могут преобразиться в сорок, коли киргизы открыто к ним присоединятся. Это вовсе недопустимо, Митрий Аванесович.

– А что генерал-губернатор?

– Я писал и ему, и в Семипалатинск. Там положение не посчитали серьезным, подкреплений ждать не следует. От того, как они себя далее поведут киргизы многое зависит. Есть у меня туз в рукаве, Митрий Аванесович. Видно, пришло время его доставать, – Колпаковский подмигнул соратнику и позвонил в колокольчик. Через минуту в комнату вошел лакей с поклоном. – Неси-ка нам Гришка фужерик водки, да соленостей всяких.

Герасим Алексеевич знал об аскетических привычках Шайтанова. Тот редко употреблял вино, а диковинных кушаний вовсе не любил. Жил он в Верном давно, имел свой огород, плодами которого и предпочитал питаться.