На Калиновом мосту

Год назад, когда он покупал эту виллу, Эдик безмерно радовался тому, что в любимом Сан‑Франциско у него будет свой большой дом. Но еще большее удовольствие он получал, представляя какие кислые от зависти лица будут у его приятелей, когда они окажутся у него в гостях. А теперь такой конфуз.

– Но я же слышу прибой где‑то недалеко, – приложив руку к уху, сказал Михаил.

– Чтобы до моря добраться, надо на машине объехать эти холмы и километров десять ехать до соседней бухты. А то, что ты слышишь, это у соседей свой частный пляж. Там море и шумит.

– Как же ты покупал? Зачем этот дом без моря? – чувствуя, что нащупал у приятеля больное место, злорадствовал Чернуха.

– Да риелтор мне ничего не сказала про то, что это бухта частная. Девка – гнида, наша, из России. И кстати, по рекомендации от знакомых. Хорошо она тогда нас нагрела. Забора ведь не было, соседей не было. Мы сначала ходили к ним купаться, ничего не подозревая, пока старик китаец, соседский садовник, не пожаловался хозяевам. Тогда они и поставили этот забор.

– И никаких методов на них нет? Через суд или еще как‑нибудь?

– Этот сосед – Фридрих Уотсон! Нет здесь на него никаких методов.

– Как же ты так вляпался?

– Риелтор – сука… – Эдуард еле сдерживался. – А в суд мы попробовали. Адвокаты тоже денег срубили. Наобещали, что все уладят, но дальше обещаний дело не пошло. Здесь вообще, Миша, на нас смотрят хуже, чем на негров. Тех хотя бы боятся, а нас откровенно презирают.

– Так без моря этот дом ничего не стоит! – сделал сочувствующее лицо Чернуха. – Да уж, ты попал…

– Ну кто же знал, что так выйдет…

– Как кто? Эдик, ты документы‑то смотрел?

– Давай о чем‑нибудь другом.

Но Мише не хотелось о другом. Его веселило и радовало то, что его приятель выставил себя идиотом и потерял деньги. А главное, этот случай подтверждал его теорию, что жить лучше в России.

– То есть получается, что тебя не только на деньги здесь кинули, но и когда ты попробовал права качать, тебе указали, что твое место в их мире возле параши? – не унимался Михаил.

– Хотя бы здесь уж постарайся без своего жаргона. Противно слушать, – огрызнулся Горемыкин, понимая, что вместо ожидаемой зависти, получил плохо скрытые насмешки.

– Ты за своим жаргоном лучше смотри, – огрызнулся Михаил. – По телевизору порой такую пургу несешь, что за тебя стыдно становится. Про какие‑то свои тайные знания намекаешь, про избранных и посвященных. Да еще с таким видом, что будто бы ты чуть ли не один из них. Да кто тебя к каким‑то тайнам допустит? Вот, – Михаил махнул рукой в сторону забора, – показали тебе твое место.

Видно было, что Чернуха говорит то, что давно в нем накипело. Все годы знакомства его раздражало, что, несмотря на давнее приятельство, Горемыкин постоянно подчеркивал, что он из другого мира, куда его, Мишу Чернуху, могут пустить только в качестве обслуги. И сейчас Михаилу подвернулся хороший повод поставить Эдуарда на место:

– Радуйся, что пока рядом с тобой соседский забор, а не забор с колючей проволокой и с охранниками на вышках где‑нибудь в пустыне рядом с Мексикой, – сказал он. – Ведь они тебе здесь это легко организуют. Это не у нас – местные тебя быстро упакуют. Потому что для них ты что‑то вроде придорожной шлюхи – продажный политик из банановой республики, – насмехался Чернуха.

– Лучше я здесь буду шлюхой, чем там с вами  приблатненным фраером, – вдруг перейдя на жаргон своего приятеля, взвизгнул Горемыкин. – Лучше по их паршивым законам, чем по вашим воровским понятиям, – в нем тоже давно копилось желание высказать Михаилу все, что он о нем думает и теперь, когда тот откровенно радовался его унижению, Эдуарда прорвало: – Из мощной державы сделали нищий бантустан! Вы же били себя в грудь, говорили: «Без России весь мир рухнет. Захотим – любую страну нагнем…» И что теперь? – бушевал Горемыкин. – Сам же говоришь: «банановая республика». Не нужны вы никому ни с нефтью, ни без нефти. И не боится вас никто, и ракеты ваши ржавые никого не пугают. Для всех вы уже давно пустое место. А однажды дождливым утром все кончится: вы сами как бешеные крысы в клетке сожрете друг друга, а весь мир будет только радоваться и веселиться.

– Да ты не кипятись, – Михаил не ожидал такой реакции и даже немного присмирел. – Ты же один из нас. Думаешь здесь что‑то по‑другому? Да все то же самое. Поэтому плевал я на Америку. Они сотни лет весь мир грабили, поэтому и богатые… Это мы в советском детстве верили, благодаря «Голосу Америки» из Вашингтона и Би‑Би‑Си и Севой, что здесь на Западе все даже пукают бабочками.

– Да всем плевать, кто кого ограбил двести лет назад, – грубо оборвал его Эдуард. – Людям неважно как ты им хорошую жизнь обеспечишь, – тряся перед собой пальцами, уже не сдерживаясь кричал он. – А вот когда ты бычишься, а сделать этого не можешь, да еще и скулить начинаешь, что кругом злые, хитрые, жадные враги, то граждане быстро на свои понятия переходят. А там и до лопаты в жопе уже близко.