На карнавале истории

Мы живем на этапном этапе развития России. Недаром слово «этап» из учебников по историческому материализму, истории партии, политической экономии перекочевало в блатной жаргон и зажило новой жизнью, как и слово «лагерь», а теперь, благодаря Солженицыну, — «архипелаг ГУЛаг».

Но не стоит вырывать новый этап из истории. По этапу гнали славян татаро-монголы. По этапу пошли в рудники Сибири «хранить гордое терпение» декабристы. По этапу шагал Достоевский, ехал поэт Полежаев. Па новом этапе истории России при либеральном Александре П по этапам шли восставшие поляки, затем народовольцы.

Наконец Председатель Совета Министров Столыпин усовершенствовал, механизировал этапный путь. У Запада заимствовали поезда, паровоз, и зэки стали ехать в Сибирь в «Столыпине», в столыпинских вагонах. О Столыпине помнят теперь только интеллигенты, но «Столыпин» хорошо знают рабочие и крестьяне. Увековечить хотел он самодержавную Русь с помощью новоиспеченных «серых баронов» (как умолял он историю подарить ему 20 лет для создания опоры самодержавию), а увековечил себя в этапных вагонах.

Весь путь России — этап.

Наши газеты любят писать о «зеленой улице» прогрессу, новшествам, новаторству. А в тюрьме я узнал о происхождении выражения «зеленая аллея». Так называли проход между рядами солдат, через который проходил провинившийся солдатик, а его били поочередно зелеными прутьями или шпицрутенами. Он умирал под палками, а царь-батюшка гордо заявлял Западу, что нет у нас смертной казни.

Этап — путь в неизведанное, зеленая улица, аллея…

… Озеро милое, милая Родина…

И мчится по ухабистым этапам истории Русь-тройка, в страхе перед ее величием останавливаются или отшатываются народы… И тащит эта тройка-«столыпин» за собой Украину, Литву, Грузию, Молдавию, все братские и небратские народы.

Пока я занимался филологией и клеветами на историю, «Столыпин» остановился, и кто-то завопил:

«Станция Березай, кому надо вылезай!»

Харьков. Стоянка на вокзале, воронки, тюрьма на Холодной Горе.

Грязная камера — «тройник» (на троих). Окна выбиты. Слышны крики из камер на прогулочный дворик:

— Девки, разденьтесь, покажите.

— Пошел, козел вонючий. Вертухаиха стоит.

Звон выбитого стекла. Кто-то выражает свой протест. А я теперь мерзну из-за подобного протеста.

Стены исписаны. Ищу (хоть и понимаю глупость этого поиска) надписи Алтуняна, Недоборы, Левина и Пономарева. Есть одна 1871, но фамилии такой не слышал. Мало ли их по клевете. Я хотел бы увидеть знак от своих «клеветников».

За окном перепалка. Слышно: «Ковырялки. Козлы. Петухи!»

*

Ужин. Какая склизкая масса. В кормушку заглядывает раздатчик, зэк.

— Статья?

— Политик.

— А-а-а!

С уважением.

Утром зову надзирателя.

— Почитать.

— Не положено пересыльным.

— А что же мне делать?

— Е… стенки.

Все же принес какую-то тягомотину. От скуки читаю. Первая мировая война, революция, гражданская война в Харькове. Холодная гора. И вдруг… Затонский и его маленькая дочь. Я ведь знаком с дочерью. Она мать Иры Рапп, жены Володи Пономарева…

Итак, этапы развертываются и свертываются в кольца, идут «по спирали».

Затонский делает революцию, потом создает советскую власть на Украине, оказывается врагом народа, а потом реабилитируется. Его дочь страдает сначала за отца, потом за выгнанную с работы дочь и посаженного все на ту же Холодную Гору зятя. Дочь едет в лагерь и видит на стене в кабинете начальника лагеря портрет реабилитированного деда. Я ищу на стенках записи Володи и читаю книгу о Затонском.

Замечательный русско-украинский карнавал, поспиральный и поэтапный.

Я насмешливо затянул:

— Широка страна моя родная…

Книга давно прочитана, новой не дают — не положено, замотаю.

Писать и думать об игре неинтересно.

9 мая, день Победы. Надзиратели подобрели — подвыпили.

— Завтра этап.

Один заглядывает ко мне и объясняет, что к вечеру начнут приводить празднующих победу алкашей-хулиганов.

10 мая шмон в боксе, очередь в бане. Какой-то вор подмигивает мне и победоносно вытаскивает откуда-то неположенные иголку и лезвие бритвы. На груди татуировка — Кремль, Ленин, голая баба, которую в деликатное место клюет орел (психоидеология вора-зэка, миф Ленина и Прометея).

Ленина на груди я вижу впервые. В психушке он был у многих. У одного спросил:

— Зачем Ленина наколол?

— Он всю жизнь по тюрьмам, и я тоже.

— Ерунда, он был в тюрьме пару месяцев, на следствии. Получил ссылку.

— Врешь, — с сожалением и негодованием возразил «псих». Но поверил все же.

Ведут к воронкам. На прощанье оглядаюсь на полюбившую надпись на плакате:

«Смысл жизни — в самоотверженном, честном труде для народа».

Как спеца по проблеме смысла жизни приводит меня в карнавальный восторг столь простое, четкое, прозрачное решение «вечной» проблемы тюремщиками. Глупые Экклезиаст, Будда, Толстой, Достоевский, Ницше, Иванов-Разумник. На Холодную б Гору их, всё бы поняли и не мучились бы от всяких там теодицей.

И какой-то смешной человек днем с фонарем выскочил на площадь и закричал:

«Я ищу Бога, я ищу Бога… Вы его убили… И Боги истлевают».

На воротах лагеря под Сталинградом как-то повесили плакат: