На карнавале истории

Отказ от всякой идеологии как раз Достоевским и опровергается: «Если Бога нет, то, значит, все позволено». Под Богом мы подразумевали духовное основание для жизни, для морали. Если нет смысла жизни, то не только все позволено, но и вообще все в жизни бессмысленно, абсурдно.

В течении года-двух мой основной противник пришел и в самом деле к тому, что «все было, есть и будет дерьмо».

Этот друг-противник — человек необычайной силы духа; но мало кому удается удержаться в духовной атмосфере абсолютного пессимизма, абсурда и не скатиться к какой-либо идеологии отчаяния и вытекающей из нее поддержке той или иной антигуманной позиции.

Я утверждал, что этим они и закончат.

Обе стороны пользовались аргументами Достоевского. Каждый спор поздно ночью кончался обменом фразами из него. Я на прощанье бросал: «Если Бога нет…»

Эта мысль мне казалась особенно важной не только по теоретическим соображениям. Я видел подтверждение ее в повседневной жизни.

С каждым годом нарастала преступность. В прессе вначале молчали об этом, но потом стали писать о… преступности на Западе. Среди книг и статей о преступности в США были очень интересные по фактам и по анализу.

Большое впечатление произвела книга Трумэна Кэпота «Обыкновенное убийство». Меня поразила качественная тождественность процессов в развитии преступности в СССР и США. Совпадали даже детали. Например, в США два солдата вышли на дорогу и стали расстреливать проезжающих — под Киевом произошло то же самое. И там, и у нас они делали это, потому что… скучно жить. «Жизнь — дерьмо», — говорит сержант Йорк у Кэпота, объясняя причину своих преступлений. Эти слова — простонародное выражение мысли Достоевского.

Бескорыстие, безэмоциональность, вообще отсутствие видимой мотивации преступления — это то новое качество, которое возникло в наше время.

В Киеве два парня, школьники, пришли к соученице, связали ее, обложили бумагой и подожгли. Не спеша, покуривая, они дождались ее смерти и, даже не заметая следов, ушли. Это третье качество «прогресса» в преступности — равнодушие к наказанию: им своя жизнь так же безразлична, как и чужая. Я расспрашивал тех, кто знакомился с психиатрическим исследованием этих парней. Оказалось — психически нормальны.

Я стал собирать материал для статьи о преступности и причинах, ее порождающих. Познакомился для этого с крупным специалистом по женской преступности — доктором Н.

Н. дала прочитать протокол допросов малолетних проституток.

Один из них особенно выпукло выражает специфику «модерной» преступности.

Девушка приехала из села учиться в город в техникуме. На следующий день учебы сокурсник предложил ей «переспать». Она отказалась. Через неделю, после крупной попойки, она отдалась ему. Через день он привел товарища, и вдвоем с товарищем они с ней переспали. Потом по 5, 6, 7 и т. д. человек каждый день.

Слава о ее «выдержке» разнеслась по техникуму, затем по городку. Пошли по 12–15 человек.

Приехала в город футбольная команда, и все скопом посетили рекордсменку.

Наконец у нее стали болеть половые органы.

Однажды в лесу к ней пристала группа из 10–12 человек. Она попросила:

— Мне больно, не надо.

Парни стали насмехаться:

— Что, слабо?!

Подошла вторая группа, поменьше, и выручила, отбила ее. Она предложила удовлетворить их другими способами — и с тех пор уже никому не отказывала.

Стала расстраиваться нервная система, все сильнее болели половые органы.

Пришла в больницу. Врачи послали в милицию.

Следователь спросил ее:

— А зачем тебе это было нужно? Неужели так вкусно?

— Не очень.

Н. объяснила, что эта девушка психически нормальная, отнюдь не нимфоманка.

Здесь бросается в глаза не только «от скуки», но и то, что за все шесть месяцев этой эпопеи не нашлось ни одного человека, который заинтересовался бы ею не сексуально и помог бы уйти от угрожающего здоровью разврата. Весь техникум, весь городок знал — или молчали, или «пользовались».

И еще элемент «на пари», элемент рекорда, неважно какого: кто дальше плюнет, кто больше съест, хто больше… Это тоже от духовной пустоты — спорт рекордов.

Я спросил у Н. о причинах роста преступности в СССР.

— Понимаете, ведь статистики и научного статистического анализа преступности у нас нет, даже у меня, специалиста. Но по моим наблюдениям в разврат чаще всего кидаются девушки без отца или матери.

— Это несерьезное объяснение. Безотцовщина может объяснить лишь незначительный процент преступности, тем более что в этих случаях безотцовщина лишь один из факторов, и не главный. Должны быть более общие причины. Вы — марксистка и потому не можете не искать социальных причин. На них, в частности, указывает качественное тождество роста преступности в США и в СССР.

— Причины у них и у нас разные. Я не думаю, что социальные причины объясняют советскую преступность.