На Кавказе меня встречал Лермонтов

Получив такое, неслыханное даже в дореформенных судах распоряжение, судьи нимало не затруднились: они беспрекословно вернули пистолеты Ильяшенкову и 30 сентября решили «вновь препровожденные два пистолета представить вместе с делом на благорассмотрение высшего начальства, и согласно учиненному определению в 29-й день сего сентября дело сие закончить».[7]

Подмену пистолетов Ильяшенков мотивировал будничными, житейскими причинами. Пистолеты, мол, в действительности принадлежали «ротмистру Столыпину».

Никакого заявления Столыпина о возвращении ему оружия в деле нет. Возвращенные комиссией пистолеты 5 октября взял под расписку деловитый Глебов – «для доставления владельцу».

В соответствии со «Сводом военных постановлений», Мартынова, Глебова и Васильчикова приговорили «к лишению чинов и прав состояния». Однако военное начальство сочло нужным смягчить наказание: Мартынова «лишить чина, ордена и написать в солдаты до выслуги без

лишения дворянского достоинства», а Васильчикова и Глебова «перевести из гвардии в армию тем же чином».

Позже царь почему-то решил, что и такое наказание слишком сурово, и распорядился: «Майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию. Титулярного же советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной тяжелой раны».

Складывается впечатление, что Николай I нисколько не огорчился гибелью отважного боевого офицера и гениального поэта, пожалуй, даже остался этим вполне удовлетворен. А ведь ему было доложено, что никто не слышал каких-либо шуток, оскорбивших Мартынова: оснований для смертельного поединка не было.

Да простят меня читатели за столь обширную цитату, эти показания, мне кажется, максимально отражают ход дела,

тем более, под углом зрения специалистов-медиков.

Хочется привести ещё выдержки несколько под другим углом из книги некоего Рафаэля Гругмана «Светлана Аллилуева», Ростов-на-Дону, 2012, стр. 379:

«Эта история прозвучала в 60-х годах прошлого столетия на Центральном телевидении, в цикле передач «Ираклий

Андронников рассказывает: «На вечеринке Лермонтов пригласил некую княгиню на танец, а когда она ему отказала, обиделся, устроился в углу зала, нарисовал даму

обнажённой и пустил рисунок по кругу. Когда Мартынов его получил, он подошёл к Лермонтову и влепил пощёчину».

«Вряд ли так могло быть», – это размышляет уже другой человек, автор выложенного в интернет материала, – хотя характер Лермонтова был далеко не ангельским, он

жил в окружении не столь блистательных талантами, но живых людей.

«Статьи Андронникова в интернете не нашёл, – продолжает автор статьи, – прочёл другую, довольно интересную (где-то читал, что Мартынов и из пистолета до этого не стрелял, и лишь близость расстояния позволила не промахнуться)».

Мне, автору этого материала, подумалось, ну откуда берутся такие домыслы, кому что-то взбредёт в голову, то и выкладывает в интернет, а неискушённые люди читают и

верят.

Дальше приводятся ещё более шокирующие материалы о замаскированном исполнителе убийства в кустах терновника.

Высказывает свой комментарий уважаемый мэтр слова Ираклий Луарсабович: «Исполнителем оказался какой-то

анонимный казак, спрятанный в кустах и стрелявший в Лермонтова из ружья. Основанием этой версии послужили два обстоятельства. Во-первых, обследованная после дуэли рана Лермонтова оказалась просто ужасной. Пуля пробила его снизу вверх и буквально разорвала тело несчастного поэта. Если Дантеса спасла от смерти пуговица или ладанка, то Лермонтова могла бы спасти только танковая броня.

Следовательно, оружием убийства не мог служить дуэльный пистолет. Во-вторых, Мартынов до самой своей смерти и даже на исповеди клялся, что не убивал Лермонтова. Но если не он и не из пистолета, то кто же?

И вот появилась версия о заказном политическом убийстве, умело замаскированном под дуэль.

Когда Ираклий Андроников прочел эту статью и ряд других с таким же контекстом, он пришел в бешенство. Для него, литературоведа, историка, аристократа, жившего николаевской эпохой, дышавшего ее воздухом, было совершенно очевидно, что русский император – первый дворянин великой державы, да и всей Европы, никогда в жизни не унизил бы себя организацией убийства какого-то поручика, неврастеника и скандалиста. Раскрытие этого заговора оказалось бы губительным для репутации его и всех его потомков. Николай I, как никто из Романовых ни до, ни после него, был особенно щепетилен в вопросах дворянской чести. Император-джентльмен, рыцарь без страха и упрека, отец Отечества, спавший на простой солдатской койке, – вот образ, который он о себе создавал после восшествия на престол и кровавых событий 14 декабря.

А его милости семье погибшего Пушкина?! Общество ждало от него этих действий, и он не мог обмануть эти ожидания. И теперь одним неосторожным поступком превратиться из безупречного монарха в заурядного уголовника? Нет, это было невозможно.