В каюте сразу стало тесно – и Тиллотсон и Натуш были крупными, высокими мужчинами. Трой начала знакомить этих мастодонтов и вдруг сообразила, что их уже познакомила Хейзл Рикерби-Каррик. Она не могла не смотреть на большие розовые руки мистера Тиллотсона, слегка сморщенные, как после стирки. Она была рада, что вопреки обыкновению он в этот раз не поздоровался с ней за руку.
– Доктор Натуш наблюдает за мной после того, как я так оскандалилась.
Мистер Тиллотсон сказал, что это замечательно, а доктор Натуш, посоветовав Трой не волноваться, оставил их наедине.
Трой сдернула одеяло, села на койке, спустив ноги, и пригладила свои короткие волосы.
– Ну, мистер Тиллотсон, – спросила она, – что же вы скажете на сей раз?
Трой редко встречалась с сослуживцами мужа, если не считать инспектора Фокса, к которому была искренне привязана. Изредка Аллейн приводил кого-нибудь в гости, а два-три раза в год они устраивали вечеринки, и тогда их дом, как только что ее каюту, заполняли огромного роста мужчины, которые разговаривали только о делах. Ей казалось, что во время этих встреч она составила себе некоторое представление о сотрудниках уголовно-следственного отдела. Это были люди, работавшие изо дня в день в атмосфере напряженной враждебности. У них сохранилось мало иллюзий и выработался стойкий скептицизм. Некоторым из них, пожалуй, не было чуждо чувство сострадания: одни преступления приводили их в ужас, другие возмущали. Они считали себя призванными охранять людей от зла, хотя и не были о них высокого мнения. Многие из них, например Фокс, по натуре были очень доброжелательны. Но как сказал однажды Аллейн, если охотника начинает одолевать жалость, он перестает быть охотником. И вопреки расхожему мнению лишь очень немногим была свойственна жестокость.
Но все попытки Трой классифицировать людей, работающих в уголовно-следственном отделе, разбивались о тот факт, что ее собственный муж ни в какую категорию не втискивался.
В данную минуту она пыталась определить, к какой категории отнести старшего инспектора Тиллотсона, но и это ей никак не удавалось. Что в нем главное? Упрямство? Здравомыслие? Косность? Что он думает теперь о рейсе «Зодиака»? Неужели у него хватит нахальства и сейчас делать вид, что ничего особенного не случилось? И, не дав ему вымолвить слова, она сразу спросила:
– Ну, мистер Тиллотсон, что же вы скажете на сей раз?
– Да видите ли, миссис Аллейн… – начал он, но она его перебила:
– Ее убили? Или вы не можете сказать ничего определенного до вскрытия?
– Да, пока что ничего нельзя сказать, – осторожно согласился он, – во всяком случае… гм-м… по…
– По внешнему виду тела?
– Вот именно, миссис Аллейн. Совершенно верно.
– Вы слышали, что шкипер вчера получил телеграмму, якобы посланную ею из Карлайля, где сообщалось, что она едет в Шотландию?
– Да, эти сведения мы получили.
– И каков ваш вывод?
– Головоломочка.
– Вот именно, – с чувством сказала Трой. Она показала на стул: – Садитесь, мистер Тиллотсон. Вероятно, я должна дать вам показания?
– Я вижу, вы знаете установленный порядок, миссис Аллейн, – несколько уклончиво ответил он. – Да, если вы не возражаете, я бы маленько вас порасспрашивал, учитывая, что вы, можно сказать…
– Обнаружила тело?
– Вот-вот.
– Я была на палубе в левой части кормы… по-моему, это так называется, – быстро начала она. – Я смотрела на покрытую пеной воду. Мы как раз заворачивали к шлюзу, когда я увидела… увидела ее лицо… сквозь пену. Сначала я подумала, что это игра света, потом пена сдвинулась, и я ясно ее увидала. Больше я ничего не помню, потому что тут же потеряла сознание. Мистер Тиллотсон, – торопливо добавила она, – вы знаете, что в ту ночь, когда она сошла с «Зодиака» в Кроссдайке, она спала на палубе?
– На палубе? – переспросил он быстро. – Вы уверены?
– А вы разве не знали?
– Пока что у меня не было возможности собрать свидетельские показания.
– Она жаловалась на бессонницу и сказала доктору Натушу, что хочет спать на палубе. Думаю, что так она и сделала, тем более что на следующий день мы с ним нашли лоскуток от обложки ее дневника – помните, я вам рассказывала, как он упал за борт? – нашли на ее надувном матраце.
– Но ведь этот лоскуток мог отвалиться и не ночью?
– Может быть. Он был какой-то вылинявший. Кажется, доктор Натуш его сохранил.
– Сохранил? Интересно зачем?
– Я его попросила.
– Вы?
– Мы с доктором немного беспокоились за нее. Да вы знаете, что я о ней тревожилась, я ведь вам говорила.
– Да, вы действительно об этом упоминали.
– Мне бы хотелось, чтобы вы ответили на один вопрос. Вообще-то это не мое дело, но, если вы не возражаете, я все-таки спрошу.
– Ну конечно.
– Дело вот в чем. Если выяснится, что ее убили, неужели вы будете приписывать это убийство каким-то грабителям, напавшим на нее на берегу? Ведь это исключается, правда?
– Мы всегда предпочитаем сохранять объективность и учитывать все возможности.
– Но в данном случае эта возможность отпадает, потому что если ее убил какой-то неизвестный головорез, то зачем бы ему посылать нам телеграмму из Карлайля?