На кончиках пальцев (СИ)

В-четвёртых, выявилась ещё одна особенность: теперь магия, направленная одним из них на другого, не действовала, то есть не причиняла вред. Выяснилось это случайно. Гарри хотел в шутку послать жалящее в Малфоя на уроке Трансфигурации, уж очень тот был грустным, но оно случайно попало в Гойла. Цели своей Поттер достиг — Драко улыбнулся, но никак не мог понять, как он так промахнулся. Рассказав о случившемся Гермионе, он предложил провести несколько экспериментов, и никакого вреда причинить друг другу они не смогли. Заклятия просто соскальзывали или вообще не достигали цели. Тем не менее все Согревающие вполне успешно применялись Малфоем на них обоих, так же, как и все Водоотталкивающие — Поттером. Причину этого Грейнджер найти никак не могла, хотя именно избирательность этой связи по части применения магии была самой странной для девушки загадкой. Она не укладывалась ни в теорию с помолвкой, ни в те знания о Защитных чарах, что она успела приобрести за эти пять с половиной лет обучения.

Гарри было очень сложно. Он плохо выглядел и откровенно засыпал на уроках, потому что перед ним стояло столько задач, что никто бы не был бодрым на его месте. Когда у Гермионы был хроноворот, она выглядела примерно так же, только если бы такой же артефакт появился у Поттера, тот не преминул бы вырвать с его помощью хотя бы несколько часов для сна.

Тренировки по квиддичу стали одной из нескольких основных проблем. Странные отношения в команде после того, как Кэти отправили в Мунго, усугубляемые тем, что Джинни (то ли назло Гарри, то ли после приличного внушения от Гермионы, которая вытянула-таки из Поттера все подробности её выходки) стала встречаться с Дином, сильно влияли на игру. Рон, ослеплённый отношениями с Лавандой, тоже не добавлял простоты в их взаимоотношения с коллективом. Тогда, на матче против Слизерина, Гарри ещё не совсем понимал, почему Малфой отказался играть, однако сейчас и сам отошёл бы от командования, да только кто ж его отпустит…

Ещё одной проблемой были уроки с Дамблдором. Он так и не говорил сути, открывая только часть огромного пазла, и Гарри изо всех сил верил, что у него были на то свои причины, однако его невероятно злила вся эта ситуация. Хотя тот факт, что теперь он делился результатами этих бесед ещё и с Малфоем, немного успокаивал. Сам процесс пересказа содержания урока действовал на него расслабляюще и тонизирующе одновременно. Драко помогал ему раскладывать по полочкам некоторые моменты, делая выводы и комментарии, до которых ни он, ни его друзья не додумались бы. А то, что ему приходилось говорить с ним наедине, поскольку подруга уже всё это слышала при рассказе Рону (друг не был в кругу посвящённых в эту странную «кажется-помолвку», да и времени у него было совсем немного — Лав-Лав не отпускала его ни на шаг), было дополнительным плюсом.

И последним по счёту, но не по значимости, был поиск решения по Малфою. Да, учёба и квиддич были важной частью его жизни, да, его уроки с директором должны были помочь ему сразить Волдеморта, а ведь именно к предстоящей войне он и готовился, но всё же Гарри обещал помочь Драко. И не планировал это обещание нарушать. Только вот идей, устраивающих Поттера, не находилось: те варианты, которые он мог придумать, так или иначе ставили под угрозу жизнь Малфоев. А если кто-то узнает про его связь с Избранным, то это автоматически нарисует на его лбу мишень. Эти мысли изводили гриффиндорца так, что на нём лица не было, так же, как и на слизеринце, который всё это прекрасно чувствовал и понимал. Как спасти Драко придумать не удавалось.

Гермиона, конечно, видела, что Гарри загонял себя до ужасающего состояния, но никак не облегчала ситуацию, даже наоборот.

Было в этом обучении, устроенном Грейнджер, что-то извращённое, то, что заставляло выскабливать даже самые откровенные эмоции парней друг к другу и озвучивать их, выставляя напоказ, после чего оба подростка чувствовали себя не только смущёнными, но и опустошёнными. Вместе с тем, как бы девушка ни старалась заставить их говорить всё, иногда применяя нечестные приёмы типа Сыворотки правды или чар Добрых помыслов, заставляющих озвучивать каждую мысль в голове (что оказалось совсем неэффективно, поскольку у парней множество мыслей были схожи, но их было так много, что их занятие превратилось в какой-то непрекращающийся бубнёж), и Гарри, и Драко находили способ оставлять определённые мысли и ощущения только себе. Они, не сговариваясь, но находясь, очевидно, на общей волне, придерживали всё, что касалось их отношения друг к другу. Оба считали, что только-только зародившаяся дружба вкупе с тотальной искренностью была слишком интимной темой, чтобы распространяться о ней. Даже Гермионе, которой гриффиндорец, казалось, мог рассказать обо всём. Как выяснилось, он заблуждался.