Все эти дни после совместной ночёвки с Драко Гарри не может перестать думать. Снова и снова он возвращается к тому осадку, который оставили эмоции Малфоя на его душе после прощания. Бешенство Гермионы даёт ему шанс на уединение, и он заходит в библиотеку, где находит значения цветов, композиция из которых до утра радовала глаз на столе. Потом более подробно изучает вопрос, почему джентльмен должен уметь обращаться с вином, цветами и одеждой. И его уши так стремительно краснеют, что мадам Пинс немного злобно на него поглядывает, подозревая во всяком. И несмотря на то, что никаких пошлых намёков цветочным языком Малфой не сделал, Гарри понимает, что это значило; и с ужасом и облегчением осознаёт, что теперь он может найти название и объяснение всему, что творится в его собственной душе: Драко ему нравится.
Связь толкает их друг к другу, создавая романтические чувства? Или же она здесь ни при чём? Он прочитал — спасибо, Малфой, — кучу литературы о помолвке и чарах, сопутствующих ей; о связи, формируемой этими чарами. И он находит успокоение в том, что он не виноват в этих чувствах. Это всё магия. Это она заставила его ощущать влюблённость, привязанность, восторженность…
Возможно, с Малфоем происходит то же самое, потому что при пересечении взглядами, даже при простом нахождении в одном помещении Гарри теперь не может игнорировать, что Драко чувствует восторг и трепет, его пульс ускоряется, а губы постоянно сохнут, отчего тот неаристократично облизывает их. И Гарри также ничего не может поделать с тем, что его реакция на Драко такая же. Он рад его видеть, рад, когда у того хорошее настроение, когда он улыбается и у него удаются заклинания и зелья.
За неделю до вечеринки Поттер готов прыгать от радости оттого, что у Гермионы снова не получается прийти на их занятие, и ему с трудом удаётся сдержаться, чтобы не обнять слизеринца просто так.
— Ты чувствуешь это, Драко? — спрашивает наконец Поттер, стараясь держать руки подальше. Ему, теперь осознавшему, откуда вся эта нежность и забота взялась, так хочется убрать прядку, свисающую на глаза блондину, что пальцы дрожат. Малфою не нужно объяснять, о чём он говорит.
— Уже давно, Поттер. Ещё до нашего грандиозного разоблачения Грейнджер. Просто, видимо, сейчас, когда ты тоже это почувствовал, я не могу больше прятать такие эмоции от тебя.
— Какие? — совершенно глупо переспрашивает Гарри и успевает только понять, что серые глаза его собеседника мерцают серебром. Почти таким же, как между их сжатыми сейчас руками. Его оглушает очень тонкий, едва ощутимый поцелуй, длящийся всего мгновение. Подаривший ему за это мгновение такие яркие чувства, что впору надевать солнцезащитные очки.
У Гарри в голове десятки мыслей перебивают друг друга, но все они замолкают, когда он слышит хриплый голос:
— Мерлин, как же я этого ждал…
Драко отходит от него, и это даёт Поттеру шанс услышать хотя бы несколько из истеричных мыслей, вновь внезапно обретших голос. «Я не гей», «Что он творит!», «Какие обжигающие у него губы, невероятные!», «Убью, гад ползучий!», «Почему так мало?», «Как долго?»…
— Как долго? — повторяет он последнюю свою мысль.
— Помнишь, мы практиковались перехватывать заклинания друг друга? Ты тогда почти смог перехватить мои чары Левитации, но в последнюю секунду они соскользнули выше…
— …и ты поймал меня до того, как я встретился головой с полом, помню, — Гарри кивнул, и его вопрос, вроде как, был отвечен, но он всё равно чего-то ещё ждал.
— Ты был так близко, Гарри. И я видел, как ты быстро дышишь от накатившего адреналина, твои губы были раскрыты, и мне захотелось попробовать их языком. Я тогда одёрнул себя, но с того момента эта мысль возвращалась ко мне. Я не… — он был немного смущён, но продолжил, — я не говорил об этом потому, что не посчитал это чем-то, связанным с этим… — Драко снова подошёл к Поттеру, чтобы прикоснуться своей рукой к его щеке, вызывая знакомый свет. — Мне и раньше нравились парни, а ситуация между нами в тот момент была такая неоднозначная, что я подумал, что испытал бы это, хм… влечение… к кому угодно… То есть я так думал, но, оказалось, что это не так, — Драко смело поднял глаза, будто отвечал Гермионе на один из её вопросов, а не ему — Поттеру, — Кроме тебя, никто во мне не вызывает больше подобных желаний… И я понял, что это, возможно, связь так себя проявляет. И я хотел поднять этот вопрос, но с твоей стороны ничего подобного не было, — он снова задумался, то ли вспоминая, то ли анализируя. Молчание затянулось, его рука всё так же касалась щеки Гарри, и никто из них не разрывал этот контакт. Бравому гриффиндорцу, сейчас поглощённому чувствами, было сложно так быстро всё это осознать, и Малфой в конце концов продолжил с несвойственной ему неуверенностью: — А когда я почувствовал, что ты, наконец… Что мои… э… чувства взаимны… никакие мои щиты не помогают больше. Ты видишь меня насквозь… — он открыто смотрел в глаза Поттеру, ожидая непонятно чего.