На кончиках пальцев (СИ)

— Какой же ты тупоголовый слабак, Поттер! Магическую дуэль не потянешь, потому и набрасываешься, как последний магл! — он мгновенно выхватил палочку и наставил её на Гарри. — Редукто!

Тот не ожидал магической атаки, но интуитивно дёрнулся в сторону, спасаясь от летящего заклинания.

В следующую секунду он уже отвечал:

— Инсендио!

Малфой дёрнулся от обжёгшей его магии и в этот же момент выкрикнул:

— Ступефай!

Гарри согнулся от полыхнувшей ожогом шеи и благодаря этому пропустил заклятие над своей головой. Мгновенное понимание вышибло воздух из его лёгких, и он вместо атакующего заклинания внезапно охрипшим голосом произнёс:

— Инкарцеро!

Верёвки опутали Малфоя, который некрасиво шлёпнулся в траву. Гарри подбежал к нему, опёрся коленом на грудь, но гораздо слабее, чем сделал бы это, будь он на самом деле настроен на продолжение дуэли и победу. Он склонился над ним низко-низко, в угрожающем жесте приближаясь к его лицу. Тот с ненавистью глядел на своего врага, трепыхаясь и пытаясь сбросить путы. Но, услышав хрипящий шёпот, замер:

— Я чувствую твою боль, Малфой. Я чувствую, как горит твоя шея и как сильно пережаты запястья. Что бы это ни было, оно не только мерцает в темноте.

Для пущего убеждения непрошеного зрителя он оттолкнул от себя слизеринца, будто сказал ему что-то отвратительно-гадкое, и, повернувшись спиной, использовал Фините на своё заклинание. Вся ненависть и злость улетучились, словно и не было; в голове кружилось осознание, что они с Малфоем связаны сильнее, чем он мог предположить.

Именно после этого случая парни решаются на отчаянный шаг: постараться не ссориться. В конце концов, пока у них общая цель, нужно научиться хоть как-то общаться. И то, что в итоге получалось, было вполне нормальным. Гарри предложил попробовать на практике понять, что именно делает заклинание с их телами. Малфой настороженно-оптимистично поддержал, но с условием, что сначала они изучат матчасть. Так они и развили навык прекращать зарождающиеся споры на корню и делиться любой, хоть отдалённо похожей на полезную, информацией. В ежедневном общении, которое не прекращалось даже в выходные, они волей-неволей научились доверять мнению друг друга на предмет необходимости и достоверности полученных знаний. Когда Гарри возвращается к этому в будущем, он не понимает, как всего за месяц они прошли такой огромный путь, и не находит иного ответа, кроме: «Это магия!»

После стычки в начале октября Малфой везде появляется только в чёрных перчатках, выставляя их напоказ и всячески демонстрируя, что ему неприятно прикасаться к вещам, которых до него касались грязнокровки.

«Классная идея!» — появляется на пергаменте слизеринца на следующей паре, когда они на сдвоенных зельях готовят Бодроперцовое. У Гарри получается на «Превосходно», и на его пергаменте в свою очередь появляется: «Я думал, гриффиндорцы не жулят». Гарри даже не обижается. На следующей же перемене Малфой вытаскивает его из толпы однокурсников и поливает отборными оскорблениями. До драки не доходит, но об их столкновении узнаёт профессор МакГонагалл. Гарри спрашивает на Истории Магии: «Зачем?», —вызывая довольные взгляды от Гермионы, заглядывающей к нему в свиток и «видящей» конспект скучнейшей лекции на свете. Малфой отвечает: «На всякий случай. Нужно было проверить». Действительно, сквозь перчатки свечение не пробивается.

Первые «практические испытания» назначены через пару дней после их несостоявшейся драки. Они оба наказаны деканом Гриффиндора, и это очень удобно — совместить отбытие наказания и эксперимент. В живую им всё ещё неловко общаться, но Малфой, кажется, сам того не замечая, начинает это общение с рукопожатия, и мерное биение чужого сердца в твоей ладони не может не направить на конструктивный лад. Они будто настраиваются на одну волну, и диалоги идут проще.

Все приборы и предметы на полках блестят первозданной чистотой, и парни принимаются за изучение своей связи. Когда идеи на этот вечер иссякли, они остаются сидеть на парте. В тишине и без имитации бурной деятельности оба отдыхают. Скорее душой, чем телом.

— Слушай, Малфой, мы уже столько времени мучаемся над этой ерундой, — увидев зарождающуюся бурю негодования, он поправился, не желая провоцировать конфликт, — Над этой важной ерундой безо всякой помощи со стороны. И у меня невольно возникает вопрос, — блондин вопросительно поднял бровь, а, не дождавшись продолжения, ещё и хмыкнул. Гарри подумал ещё немного, прежде чем озвучивать такое, но всё же вздохнул и произнёс: — А почему ты не спросил у родителей?

— Что? — Малфой совершенно точно не изображал непонимание.

— Ты увидел сон в свой день рождения. Когда он у тебя?

— В июне.

— Тем более! Три месяца прошло до того, как ты поехал в школу! Почему ты просто не рассказал о своём сне им?

Малфой посмотрел на Гарри как на умалишённого, но почему-то решил ответить: