На конкурс красавиц требуется чудовище

— Когда я тебя подводила? — возмутилась подруга и тут же закрыла мне рот ладонью, — на риторический вопрос отвечать не нужно.

Я кивнула и пошла переодеваться. Через несколько минут вошла Тина и с недоумением подняла с кровати длинную тонкую иглу:

— Это что?!

Я, взяв у нее из рук иголку, фыркнула:

— Ты не опознаешь шерсть нашего генерала?

— Этим можно убивать, — потрясенно выдохнула подруга.

— Чем он и занимается, — улыбнулась я и отработанным жестом метнула иголку в дверь.

— Мамочки, — выдохнула Тина и потрогала пальцем шерстинку, что до половины вошла в дверь, — мамочки.

— Вот поэтому я не очень хочу спать там, где спал Гамильтон в полубоевой форме.

— Полубоевой?! Так, нет, я не хочу ничего об этом знать.

Мы встряхнули покрывало и я, привычно потянув силу из браслета, заклинанием собрала все шерстинки в пучок.

— Заколдую их на самонаведение.

— Мы на отборе, — округлила глаза Тина, и я согласилась:

— Вот именно!

Но подруга покачала головой:

— Яд, Мина, нужен яд. Чтобы добавлять его в крема и притирания, чтобы конкурентки шли пятнами и чтобы кожа у них отслаивалась. Ты что, не читала последние выпуски журналов? Они там сделали подборку самых продуманных каверз!

— Боги меня миловали от такого чтения, — честно сказала я и легла в постель.

Я успела только прикрыть глаза, а дальше — чернота и пустота, как и всегда, когда мага погружают в целебный сон.

Нет, магистры разума могут навоображать себе целый кабинет, в котором будут все-все прочитанные ими книги. И тогда время целебного сна пройдет с пользой. Но я — не то что не магистр, у меня вообще склонности к этому специфичному направлению нет. Поэтому просто поплаваю в темноте, пока не посветлеет.

Точнее, пока меня не выдернет из сна — увы, Тина только учится и после академии ей еще пару лет подвизаться принеси-подай в лечебнице.

— Тут такое дело, — щеки моей подруги лихорадочно горели, — тут такое дело!

— Какое?!

Я попыталась сесть, но вдруг поняла, что не могу — что-то меня придавливает к кровати.

Не что-то. Кто-то.

С десяток очаровательнейших щенков-бассетов.

— К Гамильтону племянники пришли, — с восторгом произнесла Тина и тут же обеспокоенно добавила, — но мы их посчитать не можем.

5.6

Сдвинув с себя малышей, я села, спустила ноги на пол и взбодрила себя охлаждающим заклятьем.

— Так, Милтон говорил, что к двадцати старшим прибавилось одиннадцать младших.

Мы синхронно перевели взгляды на мою постель, где как раз сопели младшие щенята.

— Десять, — севшим голосом произнесла Тина.

— Одиннадцать, — поправила ее я и показала на троих щенков, — смотри, из-под них четвертый хвостик торчит.

— Ага, хорошо, — покивала подруга, — я просто боюсь, что они уйдут гулять по дворцу и их кто-нибудь обидит.

Я потерла кончик носа и с тяжким вздохом произнесла:

— Теперь и я боюсь.

— Что их кто-нибудь обидит?

— Что они с кем-нибудь поиграют. Звери, что магические, что обычные, взрослеют быстрее людей. А уж колдовские расы миров-сателлитов, — я покачала головой, — поверь, каждый из этих малышей может за себя постоять.

Приведя себя в порядок, я, вместе с Тиной, вышла в гостиную. Гамильтон, ощерившись в довольной улыбке, возлежал в кресле и наблюдал, как его племянники и племянницы издеваются над Мароном.

Тот все еще пытался их посчитать.

— Приветствуйте компаньона, — рявкнул Гамильтон.

И я, сцепив зубы, натянула на лицо улыбку. А щенки-подростки, умостив попы на ковер, разом завыли. И еще. И еще. Три приветственные песни, от которых многострадальное стекло пошло мелкой трещинкой.

— Что за шум? — нахмурился Марон и встал с колен.

— За той стеной что-то упало, — махнул лапой Гамильтон и с обидой добавил, — что? Со слухом у меня все в порядке.

В три руки мы пересчитали подростков, почесали пузики и расцеловали носы. Все были на месте. Хотя… Вот эти рыжие веснушки на носу я вижу второй раз!

— Гамильтон, у нас побег, — я нахмурилась, — ну-ка взбодри благородную свору!

Мой компаньон, не меняя позы, рыкнул так, что Марон побледнел. И тут же щенки принялись оправдываться. Мол, пришел Милтон, рассказал что дядя в мире людей, что дядя серьезно занят и не придет на праздник Первой Луны.

— А еще он сказал, что тут можно поменять жесткие кругляшки на вкусную еду, — застенчиво проговорила малышка, с трогательным розовым ободком. — Мы собрали кругляшки и отдали Эштону. Он поменяет кругляшки на еду и принесет.

— Мы подевимся, — прошепелявил самый пухлый из псовьих мальчишек.

— Почему Эштону, он же разгильдяй?! — возмутился Гамильтон.

— Он говорит хорошо. Я когда вижу чужих людей все время сбиваюсь на родную речь, — малышка с ободком вздохнула, — меня из-за этого в Школу Теней не приняли. Через месяц будет новый набор, я ав-ав-ау!

Малышка растяфкалась, поняла, что опять перешла на родной лай, расстроилась и тоненько заскулила. А я подумала, подумала, а после аккуратно спросила:

— А может дело в том, что ты мало слов знаешь? Торопишься и, не найдя в памяти нужного человечьего слова, переходишь на родной язык?

— Может быть, — она перестала скулить, — я подумаю об этом.