– Алина, я не знаю, не мучь меня! Мне кажется… наверное… ты сразу замахиваешься на большое… Не думай о нем, и оно само придет к тебе. Вот ты сказала: аскетизм – это первый шаг. И мне кажется, это мысль верная, это мысль действительная. Нужно тренировать свою силу воли небольшими шагами, постепенно увеличивая их. Сначала учишься отказывать себе в приятном. А как это сложно, когда у тебя все для приятного есть!
– Да-да, именно это я и имела в виду! – воскликнула Алина. – А уже затем проявлять волю в крупном. Если бы только я знала, в чем именно, – не мучилась бы… Посмотри на Женю – у нее есть ее религия. А Марина? Та выполняет святую миссию – заботится о чужих детях. А что делаю я? Что?
Юля озадаченно смотрела на Алину и слегка покусывала губы. Впервые та говорила с ней о столь отвлеченных материях, на которые у нее самой не было времени и даже крошечной доли души, потому что она вся была занята Катиным здоровьем и мужем.
– Ты ведешь такую же жизнь, как и я, как и все люди, – сказала наконец Юля с удивлением. – Мы живем для себя и своих родных. И Женя, собственно, тоже.
В этот момент волна позади них с неистовой силой обрушилась на плато, достигнув почти середины. От резкого шума у женщин перехватило дыхание, они чуть подпрыгнули и быстро оглянулись. Вода была совсем близко. Следом за той волной пришла новая, воздвигнув высокую стену из брызг и отбросив пену чуть не до перил. Юля и Алина почувствовали, как их обдало дождем из маленьких воздушных капель соленой пены. Алина взяла подругу под локоть и повела по ступенькам над обрывом, прочь от опасного океана.
– Вот я и говорю, – продолжила она, но уже не так бойко, – что не знаю, как перестать жить только для себя. Как перерасти собственную зрелость и выйти из коробочки, как стать больше, чем ты уже есть?
Но эти слова в отрыве от всего ее предыдущего монолога уже утратили свою силу, словно потеряли корни. Шум волн заглушал голос Алины. Она сама уже, казалось, не верила в серьезность и искренность своих слов. Юля не знала, что ей сказать.
– Я так привыкла лелеять в себе только одну цель, одну мечту, – сказала Юля, – что не способна сказать тебе ничего толкового, понимаешь? Если бы я решила свой главный вопрос, если бы я нашла способ уйти от болезни – быть может, тогда я смогла бы быть как Марина или как любой другой человек, который переступает через себя и свой эгоизм. Но пока я, получается, страшная эгоистка. И уж точно я не тот человек, чтобы давать тебе советы. Но мне почему-то кажется, что ты сама найдешь свой путь. Ты умна, красива, добра. А главное, твое сознание открыто. Ты меняешься на глазах. Три года назад ты была совсем другой – так скажем, немного одержимой красотой и шмотками.
Они обе засмеялись, вспоминая былое.
– И все равно мне иногда кажется, что все это мечты, пустое, все это не про нас. Словно именно кто-то создал нас заурядными.
– Быть может, так и есть, – сказала Юля. – Но мне почему-то кажется, что именно так думал каждый человек, который совершил что-то особенное впоследствии.
Они шли по улице, вдоль берега, под шум волн. В длинном белом доме, по архитектуре напоминавшем огромный пароход, располагались магазины, кафе, парикмахерские. Почти все они были закрыты или пустовали.
– Не могу поверить, что мы рассуждаем о таких материях… в такое время, – сказала вдруг Алина, кивая в сторону старичков-испанцев, напряженно ожидающих посетителей в своем пустом кафе. Пожилая пара сидела на веранде и пила тихо кофе. На их стороне улицы не было ни одного пешехода. – Всю свою жизнь люди работали на туристов. Они не умеют ничего другого. А теперь в старости им вдруг нужно чему-то научиться и перепрофилироваться. Но это уже невозможно для них… ум не воспринимает новую информацию. Как это жестоко по отношению к старшему поколению! Виллы и квартиры выставлены на продажу, многие разорены, бизнесы закрыты, вся страна на пособиях. И в России не слаще – многие бизнесы закрылись, не выдержали. Волна сокращений. А пособия по безработице – того меньше.
Лишь только они отошли от дикого пляжа и скал, лишь только бешеный рев волн стал отдаляться и стихать, как Юля услышала звонок телефона. Она взяла трубку. Это был Йохан. Он звонил не по видео, а по сотовой связи, – как звонят, когда что-то случилось. Сердце Юли замерло, когда она нажала на зеленую кнопку. Быстро поговорив, она положила трубку.
– Что случилось?
Кое-как справившись с волнением, сдавившим грудь и гортань, Юля наконец произнесла:
– Йохан прилетел на Тенерифе. Через час он будет дома. Он решил устроить нам сюрприз.
Суд начался с большим опозданием. Все это время Женя и Эдуард сидели в коридоре молча, потому что Женя отказывалась разговаривать с ним. Он предпринял несколько попыток, а затем замолчал тоже. Так они и сидели, съежившись, болезненно худые, сутулые, постаревшие. В густой темной шевелюре Эдуарда засеребрились нити. И если бы Женя сняла платок, то можно было бы увидеть, что и у нее волосы мерцали от серебра.