Катя с сожалением и неясным сомнением посмотрела на мать. Но Йохан кивнул головой, показывая, что нужно продолжать путь. Они шли дальше, пока тропа не уперлась в небольшое плато, возвышавшееся над другими каменистыми холмами. Здесь была установлена скамейка – везде следы жизни, следы цивилизации. Они разместились на ней, достали выпечку, авокадо, бананы, воду, чай, кофе и устроили небольшой пикник.
Белые клубы дыма скрывали края черной долины, поглощая ее, как поглощает пространство черная дыра. Что-то неясное и тревожное было в призрачном колыхании белого пара. Солнце давно скрылось, стало прохладно, подул свежий ветер. Казалось, они на краю мира, на краю мироздания. Дальше идти было некуда. Не было пути.
Катя быстро заскучала и уже стала спускаться с плато, исследовать местность.
– Юля, что происходит? – спросил Йохан.
– В смысле? – Она встрепенулась и посмотрела на него как можно беззаботнее, но не вышло, лицо было пронизано смятением. В самом же облике Йохана чувствовалась привычная уверенность ученого, успешного человека, которому все по плечу, но как будто и в нем была и тревога тоже. Глаза блестели непривычным блеском, он будто что-то выжидал. В чем он мог подозревать ее?
– Ты сама не своя, я это чувствую.
Юля сжала губы и молчала. Внезапно ей захотелось сказать ему что-то обидное, но она подавила в себе порыв: уж слишком доверчивым был его взгляд, слишком теплым. Как же он был добр к ней и к Кате!
– Тест-полоски стали хуже, – наконец сказала она.
– Насколько?
– Я думаю, граммов 300–400.
– Хм… Из-за чего?
– Недавно шмыгала носом… возможно, из-за этого.
– Ты не думала вернуться?
– Я думала… о другом. Ты знаешь, о чем.
Несколько мгновений Йохан с удивлением и непониманием смотрел на нее. Ее слова медленно доходили до него.
– Юля, ты опять за свое!
– Я так и знала, ты никогда не согласишься со мной! А ведь я слышала еще об одном методе от йогов. Они делают чистку организма с помощью длительных голодовок.
– Теперь еще заморим Катю голодом? Вообще-то она принимает препараты, которые нельзя даже один день принимать на голодный желудок.
– Я знаю.
– Тогда как ты себе это представляешь? Ребенок растет, ей нужны питательные вещества, в конце концов.
– Я не знаю, как это сделать технически. Я знаю только, что если она не будет есть, то и я не буду, чтоб поддержать ее. Ничего с ней не случится, это же не на месяц, всего несколько дней…
– Таблетки, Юля, таблетки.
– Я знаю! Знаю! – Она стала тереть лоб и ворошить волосы нервными пальцами. А затем задергала замок на молнии своей толстовки то вниз, то вверх.
– Ей нужна официальная медицина, – наконец заключил Йохан, – и ее лучшие достижения, а не сомнительные рекомендации людей, ничего общего не имеющих с медициной. Нужно ехать в Германию. Я ведь здесь с вами ненадолго, всего на две недели. Скоро улечу. Я бы… очень хотел, чтобы вы поехали со мной.
– Там пандемия… – сказала неуверенно Юля.
– Сюда тоже придет вирус, раз впустили туристов из Европы.
– Я знаю… Мы будем ограничивать контакты.
– Что мешает тебе ограничивать контакты во Франкфурте? У нас свой дом, и мы живем в сельской местности.
– Но самолет, но рейс, аэропорты… это так опасно.
Юля сама не верила в то, что говорила, и эта неуверенность сквозила в голосе. Ведь еще совсем недавно она согласилась с Владиславом и Светланой, признала неизбежность заражения коронавирусом, как и его последствия для Кати. Они должны были проложить свой собственный путь, никто не мог сделать этого за них… Они должны были переболеть. Теперь, спустя несколько месяцев пандемии, это было очевидно так же, как эти белые клубы облачного дыма вдали, как этот черный пожар под ногами… Он должен был когда-то перегореть, чтобы стать вулканическим пеплом и произвести на свет канарские сосны, кустарники и остальные виды жизни. Так и они должны были переболеть.
Однако сейчас Юля вновь заговорила о крысином бегстве, о прятках, о подземном царстве, о бункере для Кати… Какая-то сила внутри словно дергала за веревочки и заставляла рот производить эти пошлые звуки, играть заезженную пластинку, сотканную из мнений ее собственной матери и других паникеров, что вещали с экранов телевизоров и в электронных статьях.
– Юля, помнишь, ты когда-то рассказывала мне, что преодолела бесконечный страх? Ты справилась тогда, так что случилось теперь? Ты опять мыслишь как жертва.
– Тест-полоски случились, вот что! – вскрикнула Юля. – Ты думаешь, я хочу нервничать, думаешь, я хочу переживать за дочь? Переживать за ее будущее? Ты думаешь, я хочу этого? Нет, нет! Я знаю только, что нет правильного пути. Остаться. Уехать. Лечить. Не лечить. Никто не знает. Ничего.
– Так всегда было и будет, и во веки веков… Мы всегда будем знать, что ничего не знаем.
– Ты прав, ты, как всегда, прав. А я… совершенно не умею спорить с тобой. Как тяжело быть женой ученого! Скорее бы изобрели вакцину, скорее бы мир победил этот ненавистный коронавирус!