На краю Отонаби

– Покажу Майку, он умрет от зависти!

– Майку?

– Майку Фаррелли. Мы с ним иногда плаваем на лодке по утрам.

Уилсон провел немало времени, размышляя о своих отношениях с семьей Фаррелли. Отец ясно дал понять – он не хочет, чтобы его сын тесно общался с семьей из рабочего класса, и тем более семьей католиков. Но совсем не упоминать их после последнего разговора с отцом было бы странно. Лучше сказать, что они, два мальчика, плавают иногда на лодке – что чистая правда, да к тому же занятия спортом отец всегда одобрял.

– Ну… ну это ничего. Особенно если нет никаких других учеников.

Неплохой ответ, хотя обидно, что отец одобряет Майка только потому, что вокруг нет никого более подходящего.

– А как прошел День Канады?

– Неплохо. Доктор Маккензи собрал нас всех в церкви. А потом был фейерверк и оркестр прямо на берегу озера. – Оставалось надеяться, что отец не спросит про ужин.

– Так ты был в Лейкфилде?

– Да, в школе было слишком пусто, не хотелось тут оставаться.

– Понятно, понятно.

– А ты как попраздновал, папа? – Давно пора поговорить о чем-нибудь другом.

– В Штатах День Канады не празднуют, Уилсон. Работал, как обычно.

– Да, конечно. Прости. Глупый вопрос.

– Неважно. Жалко, что не удалось отпраздновать вместе.

– В следующем году тогда. – Приятно, что отцу его не хватает. И про Фаррелли он больше не спрашивает.

– Еще одно, Уилсон.

– Что, папа?

– Этот мальчик… Майк?

Что теперь? От страха у Уилсона пересохло горло.

– Да?

– Это не… не опасно плавать с ним?

– Опасно?

– Вдруг лодка перевернется? Вдруг течением унесет? Он разбирается в парусных лодках?

– Да, отлично разбирается.

– Неужели?

– А почему бы и нет?

– Ну, он не из вашей школы, его никто не учил плавать под парусом. Такие, как он, обычно парусным спортом не занимаются.

Какой же всё-таки отец ужасный сноб! Сразу же занес семью Фаррелли в категорию «такие, как они».

– Он куда лучше разбирается в лодках, чем я, папа, что бы ты ни думал о его семье. – Прозвучало резковато, Уилсон не собирался грубить отцу.

Помолчав немного, отец снова заговорил:

– Я не хотел никого обидеть, Уилсон. Очень жалко, что ты остался один в школе, и хорошо, что этот мальчик помогает тебе коротать время.

– Да, мне одному было бы жутко скучно. – Что есть, то есть, не может он больше притворяться перед отцом, что всё прекрасно.

– Ты прав, сын. Как я уже говорил, я расскажу доктору Маккензи, что семья Фаррелли была очень добра к тебе, хорошо?

Папа тоже учился в этой школе, слова бывшего ученика кое-что да значат.

– Спасибо, папа.

– Хорошо, довольно об этом. Всё в порядке? Кормят хорошо?

– Да, конечно, всё в порядке.

– Ну и отлично. Я не большой мастер телефонных разговоров, так что поговорим, когда приеду. Всего тебе доброго, Уилсон.

– И тебе, папа.

– До свидания!

Уилсон повесил трубку. Он знал, что папа не хочет никого обидеть, но он всегда подчеркивает свое превосходство над теми, кто беднее его, – и сам того не замечает. Главное, самому так себя не вести с Люси и Майком. Может, и он такой же? Дождь стучал в окно, а Уилсон вспоминал все разговоры с новыми друзьями. Нет, они вроде всегда на равных, значит, можно не волноваться.

Отец у него замечательный, но в одном с ним согласиться нельзя. Ничего нет хорошего в том, чтобы судить о людях по их происхождению или религии. Он так никогда поступать не станет – и будь что будет. Весьма довольный собой, мальчик встал со стула и пошел обратно в пустую спальню.

* * *

Люси ворочалась в постели, уснуть никак не удавалось. За окном свистел ветер, дождь бился в стекло. В их с мамой бревенчатом домике всегда было тепло и уютно, все щели тщательно промазаны, никакой дождь и ветер их не достанет. Но сегодня домашний уют не помогал, она никак не могла забыть, что стала свидетельницей убийства. Она, конечно, не видела, что же всё-таки случилось в лодочном сарае, но слышала предостаточно.

Люси тихонько сидела в укрытии, пока наконец не услышала, что мистер Пэкхем выходит из сарая. Тогда она выбралась наружу через заднюю дверь. Девочка была в таком ужасе, что даже не взглянула на тело, оставшееся в сарае. Она помчалась изо всех сил по тропинке, отвязала каноэ и отчаянно заработала веслом.

Люси знала, что, если становишься свидетелем убийства, обязательно надо сообщить об этом в полицию. Но она сама нарушила закон – покинула резервацию без разрешения, забралась в частное владение. Непонятно, как теперь выпутаться из неприятностей, а главное, как не впутать маму. Ее могут лишить родительских прав и отправить Люси в ужасную школу-интернат. Тогда прощай и стипендия, и мечта стать художницей. К тому же Люси только слышала шум драки, но самого убийства не видела. Может ли она считаться свидетелем?

Она провела на воде всё время до вечера, решая, что же делать, а потом вернулась в резервацию и села ужинать с мамой. Мама сразу заметила, что с ней что-то неладно, но Люси отговорилась сильной головной болью. Мама дала ей травяной чай и отправила в постель пораньше.