Мутный, холодный вечер. Раскачиваясь, жестко шуршал тростник, всплескивалась за его стеной серая вода залива. Мокрые, с желтыми, опадающими уже листьями кусты ивняка вдоль берега, несколько построек на взгорке. Ветхий, крытый тростником, домишко, сараи, из крыши которого, как остов погибшего кита, выглядывают стропила. Неужели это и есть поместье Поморье Ванюшки Конопки?
Пригибаясь, Володя медленно подходил к постройкам, часто останавливался, прислушивался. Дома ли Ванюшка? А если нет, то предупредил ли отца и сестру Зоську?.. Ни души. Лодка, перевернутая вверх просмоленным днищем, весла у стены сарая. Разведчик шел к дому, внимательно вглядываясь в его темные окна: а вдруг Ванюшку выследили, схватили, и немцы, засев в доме, ждут «гостей»?
...Не выследили жандармы Яна Конопку. Благополучно добравшись до Поморья, он днем прятался на чердаке, отсыпался, отъедался. Ждал своих спасителей. Вот и сегодня слез он с чердака и устроился в углу горницы. Цвиркал за печкой сверчок. Когда-то, еще ребенком. Ян засыпал под эту уютную песенку. Из угла строго и грустно смотрел на него темный лик матки боски Ченстоховской. На колени Яна вспрыгнул пушистый одноглазый и хромой кот Руди, прозванный так за свой рыжий цвет. Ян погладил кота, и тот прильнул к нему, замурлыкал низким, хрипловатым голосом. Настоящий литовский кот. Старый бродяга, но еще такой крепкий! Яну было лет десять, когда его котенком. - маленький, пушистый комочек, - привезли из Вильнюса, не прошло и года, как Руди стал грозой соседских котов. Каким только опасностям он не подвергался, отправляясь на очередное свидание на тот или иной немецкий хутор! Сломанная в капкане лапа, выбитый глаз, простреленное из винтовки ухо... Жив, дружище! «Вот и я жив», - думал Ян, гладя кота. Скрип половиц, легкие шаги: сестра Зоська пришла с кухни. Высокая, сероглазая, она быстро ставила на массивный, из толстых досок, стол глиняные миски, хлеб, огурцы.
- Зоська, это я, твой брат, - позвал он. Поймал за руку, сжал ее холодные пальцы. - Зоська, это я... Ну взгляни же на меня! Помнишь, как мы хотели улететь с тобой? Вместе с лебедями? Зоська, ну скажи что-нибудь!
Сестра равнодушно поглядела в его лицо пустыми, ни живинки, глазами, высвободила руку. Ян откинулся затылком к стене: нет, не узнает... В соседней комнате покашливал отец, слышно было, как он шаркнул спичкой по коробку, и под дверью засветилась желтая полоска света. Ян закрыл глаза: месяц дома, а все еще никак не верится, что бараки лагерей уже позади. Родной дом... Родные запахи. А пахло в доме сушеной рыбой, травой зверобоем, дымком из печи и свежим хлебом. Отец вошел, прикрывая лампу ладонью, поставил ее на стол, загремел ставнями.
О, матка боска, он дома! Всюду война, разрушение, смерть, а тут, кажется, все так же, как было всегда. Вечно покашливающий, с трубкой, зажатой в крупных зубах, седоусый отец, скрип половиц, жаркий огонь в печи, лодка во дворе, неумолчный сочный шорох тростника, всплески воды.
А лебеди! Сколько помнит себя Ян, - а помнит он себя, наверно, лет с пяти, - возле самого берега, на крохотном островке, что напротив Поморья, из весны в весну селились лебеди, «папаша» Казимеж и тихая, спокойная «мамаша» Регина. Лишь только на заливе стаивал лед, обитатели Поморья уже ждали с нетерпением: прилетят в этом году или не прилетят? Не случилось ли чего с лебедями?.. Летят, летят! И все втроем: он, Зоська и старший брат Ежи - бежали к берегу, прыгали, кувыркались: прилетели, здравствуйте, лебеди! А спустя несколько дней, накалывая босые ноги о сломанные стебли тростника, торчащие из ила, он и Зося подбирались к самому островку: Регина уже в гнезде, скорее бы появились лебедята! И они появлялись - серые пушистые комочки. Гордый, сердитый «папаша» Казимеж поднимал крылья парусами и грозно шипел, пугая Яна и Зосю, но они нисколечко не боялись, знали - не тронет. Быстро проходило лето, и птицы начинали собираться к отлету. Время от времени вся лебединая семья взмывала в воздух и кружила над заливом и Поморьем. «Возьмите нас с собой! - кричал он, выбегая из дома. - Меня и Зоську! Возьмите, возьмите!..»
Отец вошел, сел за стол, прислушался. И Ян насторожился: вроде бы шаги - уж не хозяин ли хутора Розенберг бродит под окнами? Оттуда, из богатого немецкого хутора, постоянно приходила беда. «Убирайтесь в свою проклятую Польшу! - орали шумные соседи. Ломали весла, мачты, пробивали днище баркаса. - Убирайтесь с нашей земли, паршивые поляки!» Наверное, они давно сожгли бы Поморье, не будь отец Яна, Бронислав, участником первой мировой войны, отличившимся под Варной в бою против англичан, за что и был награжден двумя германскими крестами и тремя медалями. Когда соседи особенно сильно расходились, отец, сплюнув, надевал все свои награды и выходил на крыльцо дома. Немцы обычно смолкали, поворачивали со двора, а отец, вернувшись в комнату, швырял награды в ящик комода...