Володя потуже затянул ремень, заправил под кепи прядки выбившихся волос. Усталость от тяжелого, длительного перехода как рукой сняло: идти на задание - это не то что уходить от жандармов, постоянно ощущая за спиной дуло автомата. «Быстрее же, Кроха, не передумал бы Грачев. Все в порядке? Потопали».
А командир устало опустился на сено - так хотелось лечь и хоть немного подремать, но он пересилил себя, крепко, до боли растер лицо ладонями, достал из планшетки листок бумаги и фонарик, окликнул Зою, и та накрыла его плащ-палаткой. Невозможно, как клонит в сон! Грачев мотнул головой, как усталая лошадь, отгоняющая надоедливых слепней, и начал составлять отчет. «На участке от Карпау до Куглек траншеи полный рост, через каждые двести метров сооружаются доты. Толщина наружных стен два метра, боковых - полтора. Каждые пятьсот метров бункеры вместимостью примерно двести человек, толщина потолка - два метра...»
Хутор обошли справа по низинке, тянущейся от болота. Костя кивнул на телеграфный столб: «Седой, связь!» Володя вынул нож, зажал его в зубах, вскарабкался наверх и перерезал телефонные провода, ведущие к хутору. Прижимаясь к стенам хлева, двинулись к дому. Взбрехнул, загремел цепью пес. «Рекс, вас ист дас? Фу!» - послышался чей-то голос. Собака затихла, потом залилась еще громче. Хлопнула дверь, звякнул засов. Свет в окнах дома потух. Пригибаясь, выставив автомат, Костя подбежал к хлеву, выглянул из-за угла. Громыхая цепью, пес носился по двору. Ч-черт! Сколько шума поднял. Пристрелить, что ли?
- Не надо, - остановил его Викентий Бубнис. - Здесь есть еще одна дверь. Я и тут работал, картошка выкапывал.
- Да на кого ты в Пруссии только не работал? - удивился Костя.
Хоронясь за дворовыми постройками, обошли дом с тыла, перелезли через забор в сад, по выстланной желтым кирпичом дорожке направились к каменному крыльцу. Темный, с крепкими, из толстых досок, ставнями дом таил в себе опасность и угрозу: может, кто-то из них уже взят на мушку? Федя зацепился ногой за лейку, она с громом опрокинулась, пес опять взлаял, загромыхал цепью. Костя метнулся на крыльцо и встал возле двери, Володя кинулся за ним, прижался к стене. Федя продрался к нему сквозь кусты крыжовника, легкой тенью скользнул к одному из окон Бубнис. Костя постучал в дверь прикладом автомата, глухой гром разнесся по дому. Володя крикнул по-немецки:
- Эй, откройте! Нам нужны продукты, и мы уйдем!
- Уходите, а не то будем стрелять! - донеслось в ответ и все услышали лязганье затвора. - Уходите, никто вам тут ничего не даст.
- Взломаем дверь! - крикнул Володя, а Костя еще раз стукнул в дверь прикладом автомата. - Открывайте!
- Р-рах! - громыхнул в доме выстрел, и из двери вылетела, выбитая пулей, щепка. Вот это да! За кусок хлеба - рисковать жизнью?! Костя потянулся к «лимонке», висевшей на ремне, но вдруг все услышали испуганные детские крики и плач. Федя приподнялся, схватил рукой железную скобу, на которую были закрыты створки ставен, и рванул. Посыпался шлак, вывороченный вместе с железом из стены, ставни распахнулись, и тотчас грохнул второй выстрел, в сад полетели стекла. И еще громче закричали, заплакали испуганные дети. Костя взглянул на Володю, Викентия Бубниса, тот махнул рукой – подождите - и, сложив ладони рупором, крикнул:
- Хозяин! Мы никого не тронем, слышишь? Но если через три минуты не откроешь дверь и не выбросишь ружье... - он передохнул, такая длинная речь, - подожжем хлев! Слышишь? У тебя там два десятка коров и пять лошадей?
В доме послышались чьи-то взволнованные голоса, кто-то с кем-то спорил. Шорохи, шепот, всхлипывания. Костя нетерпеливо ждал - время идет, такое драгоценное время идет! Если Нина вышла на связь, значит, они уже запеленгованы и через полчаса или чуть больше в район хутора примчатся ландверовцы или жандармы.
Вдруг в окно вывалился и упал в цветы карабин. Звякнул засов, дверь распахнулась, из дома пахнуло домашним теплом, запахом хлеба и детей.
- Зажечь свет! - приказал Володя. - И всем стать посредине комнаты. Быстро, черт возьми! - Он шагнул было в темный проем коридора, но Костя удержал его за руку: не спеши.
Вспыхнул свет. Оттесняя Седого, Костя ринулся в дом. Обитатели его - пожилая и две молодые женщины, угрюмый, лохматый парнишка лет пятнадцати, крепкий на вид, очкатый старик и трое детей - столпились посредине большой комнаты. На полу валялось короткоствольное охотничье ружье и топор. Володя окинул взглядом просторную, обставленную хорошей мебелью комнату с массивной кафельной печью в углу, шагнул к кухне и распахнул дверь. Щелкнул выключателем. В углу, возле корыта с бельем, застыла девочка лет одиннадцати. Худенькое, глазастое лицо, испуг, удивление и радость - все это мгновенно промелькнуло на нем, и девочка кинулась к Володе, закричала:
- Наши! Советские, да? Партизаны, да?!
- Ты... русская? Откуда?