На краю света

Мэри с Тедом молча шли в сторону парка. Между ними возникло невысказанное соглашение, что грядущее объяснение слишком неловко, чтобы начинать его, перекрикивая уличный шум и гомон выходящих из пабов подвыпивших посетителей. Когда они пришли, Мэри выбрала скамейку в дальнем конце от входа, достаточно укромную, где, как ей казалось, им никто не помешает. Тут были особенно густые кусты и деревья – может быть, это тоже поможет очистить воздух.

Вчерашние разоблачения Элис не столько вырвали почву из-под ног Мэри, сколько повернули землю под ней на сто восемьдесят градусов так, что она головой вниз рухнула в пространство самобичевания. Не должна ли она была догадаться? Какие признаки она упустила? Задумываясь об этом, Мэри снова и снова представляла уставившиеся на нее четыре пары преисполненных жалости глаз – Тед, Элис, Олив, Кит. Никому не нравится оказаться тем, кто что-то узнает последним. Мало что выставляет тебя таким дураком.

Интересно – дураком или безумцем? И разве это не две стороны одной медали? Она должна была понять, что ей просто очень хочется услышать в телефоне голос Джима. Но семь лет ожидания могут многое сделать с человеком. Это восемьдесят четыре месяца надежд, что все вдруг окажется дурным сном, две тысячи пятьсот пятьдесят пять дней ожидания, что он в любой вечер может вернуться домой, – и одному богу известно, сколько часов безответной мольбы. Для Мэри у этих звонков просто не могло быть иного объяснения.

Ну и, глядя назад, тот факт, что голос Теда был похож на голос Джима, тоже не способствовал восстановлению. Начав думать об этом, Мэри поняла, что их разница в возрасте была немногим больше года, и их акценты мало отличались. А качество телефонной связи никогда не было особо хорошим. Теперь – что именно было сказано. Что он потерян, что Мэри – его надежное место. Даже оправдание выпивкой так и кричало: «Джим». Возможно, все же Мэри была не столько сумасшедшей, сколько окруженной мужчинами, которые пытались ей помочь.

– О, у меня, кстати, есть вот что, – засунув руку глубоко в карман своих карго-шорт, Тед вытащил «Твикс».

– Спасибо, – ответила Мэри.

Минуту-другую они молча ели шоколадку. Мэри пыталась успокоиться, фокусируясь на каких-то мелких окружающих их подробностях – трещинах на тридцати сантиметрах скамейки между ними, шорохе обертки от мороженого у нее под ногой, грязи под ногтями у Теда. Это были те же грубые руки, которые с такой готовностью полчаса назад держали сделанную Элис табличку, пусть даже и слишком высоко, чтобы ее разглядел кто-то, кроме великанов.

Несмотря ни на что, Мэри улыбнулась. То, что Тед пришел – естественно, страшно смущенный, – значило очень многое. Вне зависимости от его поступка, Мэри знала, что у него золотое сердце. Ей просто хотелось понять, почему он это сделал.

Она посмотрела на Теда, теребящего свои руки. Он выглядел как побитая собака – слабым, униженным, наказанным. Она должна была вывести его из этого состояния. Сначала самый важный вопрос.

– Зачем? – спросила она.

– Зачем… зачем я звонил?

Мэри резко кивнула.

– В первый раз просто по ошибке. Честно. – Тед повернулся к Мэри, но она смотрела прямо перед собой. – В тот день я вернулся от родителей, зашел в свой дом… Там никогда раньше не бывало так тихо. Эта тишина… От нее было больно. Так больно. – Он потер напрягшиеся жилы на шее. – Я подумал, глоток-другой поможет мне расслабиться, но он только напомнил мне, как я по тебе скучал. И тут мне пришла эта идея. И прежде чем подумать, я уже позвонил, и ты ответила, и внезапно мы начали разговор. После Бев мне было тяжело. Я так рано ее потерял, это убивало меня, но, едва начав справляться с горем, я получил огромное количество новых проблем. Я работал целыми днями, а потом возвращался в пустой дом. Мне так не хватало… Не знаю – наверное, чтобы меня кто-то выслушал.

– Но зачем, – на сей раз голос Мэри прозвучал жестче, – зачем звонить мне?

– Разве не очевидно?

Мэри уставилась на Теда. Он смущенно нахмурился, и его брови образовали на лбу две линии, похожие на шаткие ножки кофейного столика.

– Мэри, ты мне нравишься.

Она почувствовала, что краснеет. Ее злость растаяла, сменившись смущением.

– Романтически? – уточнила она.

Он кивнул.

– Ты уже давно мне нравишься, Мэри. Я пытался как-то…

Она перебрала в памяти предыдущее общение с Тедом, пытаясь сосредоточиться на том, что было в последний год или два, когда ей стало казаться, что он начал приходить в себя, когда его утрата перестала быть центром его существования. Он всегда пытался поговорить с ней до начала смены в «НайтЛайне», но Мэри всегда объясняла это тем, что она приходила туда самой первой. И было бы невежливо не поддержать светскую беседу…

– А наши воскресные прогулки – главное событие месяца для меня! А потом ты позвала меня на мой юбилей в кафе, и я начал думать, что, может, это взаимно. И ты так заботилась обо мне, когда мне было плохо. Но я не был уверен – мы просто друзья или тут что-то большее?