На краю света

Джим потянулся рукой к щеке Мэри, но она резко отшатнулась. В его голосе звучала боль, но она знала, что не должна поддаваться на это. Он врал, что ходит на работу. Врал. И даже прикосновение человека, который владеет ее сердцем, этого не изменит.

– Ну да, – сказал он.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты мне не сказал? Какого черта вообще тебя не было на работе? Какого черта ты мне врал, почему допустил, чтобы я как дура пришла туда вот так? – Мэри слышала, как ее голос, поднявшись на целую октаву, резким звоном отозвался в ее собственных ушах. Она встала и отошла к окну, чтобы немного успокоиться. Она стояла спиной к Джиму, но видела в отражении окна, что он опустил голову, как побежденный, ожидающий своего палача. Ей было ненавистно, что он делает ее этим палачом. – А? – нетерпеливо спросила она. Если уж он собирался ее уничтожить, так пусть ему хватит человеческого достоинства сделать это быстро.

– Я нездоров.

– Как? Где? Что у тебя болит? – повернулась она к нему.

– Не знаю, – слова вырывались из Джима, как осечки при выстреле из ружья.

На какую-то секунду Мэри перенеслась во времени назад, в тот момент, когда Джим впервые рассказал ей про Сэма. Это было максимально откровенно, когда он открылся ей о состоянии своего психического здоровья. С тех пор, подумала Мэри, Джим никогда ничего не говорил про свое настроение, свои мысли – за все время, что они были вместе, потому что она открыла для него новую эру – более радостную и обнадеживающую. Ну как она могла быть такой наивной?

Она уже выучила, что путь к доверию Джима должен быть выстлан мягчайшей тканью. И все еще верила в это. Но как? Она чувствовала себя разъяренной, преданной, разочарованной. Ей тоже было больно. Она раскрыла рот, но не находила подходящих слов.

– Мэри, я не знаю, – продолжил Джим, поняв, что у нее нет для него нужных слов. – В последнее время я ощущал себя… потерянным. Я думал, я смогу преодолеть это. Но не смог. Я не могу избавиться от чувства, что меня вообще не должно быть на земле.

Джим решил, что этой ночью ему будет лучше спать на диване. Это был первый раз, когда они спали врозь, находясь под одной крышей. Они не прибегали к этому даже тогда, когда Мэри прошлой зимой свалилась с гриппом, и так чихала и кашляла всю ночь, что сама просила Джима уйти спать в гостиную. Или когда еще годом раньше у него был ротавирус. Тогда Мэри считала, что они всегда во всем вместе. Теперь же она не была так уверена в этом.

Заснуть, зная, что Джим всего в нескольких метрах от нее, было невозможно. Но в эмоциональном смысле он никогда не был так далек. Она не могла понять, как же она не заметила, что ему так больно и плохо. Какие знаки она пропустила? А еще хуже, у нее не укладывалось в голове, как, почему Джим предпочел ничего не говорить ей. Она не осуждала его – ну, или ей так казалось. Она всегда хотела, чтобы Джим мог жить такой же наполненной жизнью, как та, что он открыл для нее. Потерян. Это слово крутилось у нее в голове, как теннисный мячик в стиральной машинке. Как это может быть? Она же была его якорем…

Должно быть, Мэри все же задремала под утро, потому что не слышала, как Джим поднялся. Какое-то время она лежала не шевелясь. Иначе Джим, несомненно, зайдет к ней. Начнутся новые извинения, обещания больше никогда не врать. Пролежав так десять или пятнадцать минут, Мэри услышала скрип ножки стула по половице внизу. Она насторожила уши в ожидании шагов по небольшому пролету, ведущему к их спальне. Ничего. Она взяла стакан с водой и снова опустила его на тумбочку с силой, достаточной, чтобы он уж точно услышал этот звук.

Опять ничего.

Джим сидел в кухне, на самом дальнем от входа стуле, в одной руке кружка, другая пролистывает что-то в компьютере.

Минуту-другую Мэри просто смотрела на него, стоя в дверях. Он мог вести себя как хотел, он ведь не был посторонним в их кухне. Над его правым ухом под сорокапятиградусным углом торчал привычный вихор. Сколько раз она целовала его туда.

– Доброе утро, – поздоровался он, заметив наконец появление Мэри. Вопросительно взглянув на нее, он протянул руку вправо, за чистой кружкой. Она кивнула, остановившись у края стола. – Хорошо выспалась? – спросил Джим.

– Неплохо. А ты?

Она не понимала, как Джим может вести с ней светскую беседу. Мэри совершенно не хотелось, чтобы он страдал, но хоть какое-то подтверждение того, что он осознал всю тяжесть случившегося вчера все же не повредило бы. Строго говоря, если у них еще была надежда на то, чтобы вернуться к нормальной жизни, это было даже необходимо.

– Ага. Ну, не хуже обычного, – Джим поднялся и шагнул к тостеру. На полпути, повернувшись к ней спиной, он произнес среди наступившей тишины: – Я не могу дать тебе то, что тебе нужно.

У Мэри замерло сердце. Она, должно быть, ослышалась. Или не так поняла услышанное. Она имела в виду совсем не это. Джим наполовину скрылся за выступом стены.