Полтора часа езды в машине с Гасом и его столь же утомительной женой Джиллиан дали Мэри какое-то время, чтобы хотя бы попытаться обуздать панику. Они с Джимом сидели сзади, и между ними громоздилась баррикада каких-то сумок, пакетов и подарков на крестины. Как все дошло до такого? Как бы ужасно это ни звучало, она всего лишь хотела, чтобы он посокрушался, чтобы признал, что его загадочное отсутствие на работе – и вранье об этом – были лишь необходимым толчком, возвращающим его на праведную стезю, чтобы снова прекратить пить и справиться со стрессом, вызвавшим этот приступ.
Но потом события стали развиваться так быстро и внезапно оказалось, что дело вовсе не в алкоголе. Не совсем в нем. Мэри столкнулась с реальностью, которую, после их разговора по душам во время ее первого приезда в Лондон четыре года назад, надеялась больше не увидеть. Джим был в депрессии? Теперь это бессмысленно отрицать. И он привык пить, чтобы приглушать это состояние, одному богу известно, сколько так продолжалось. Потом ему пришлось завязать с алкоголем, какое-то время он продержался, а потом случился срыв. Чем он был вызван? Мэри не видела никаких причин, по крайней мере, очевидных.
Вся эта чушь о том, чтобы отпустить ее… Его любовь была фундаментом, на котором строилась ее жизнь. Она не может вернуться в то подобие живой женщины, которым была до тех пор, пока не встретила Джима. Просто не может. Мэри представила, как они сегодня вернутся домой и Джим отправится в комнату собирать свои вещи. Ну, или ее, что более вероятно. Это, в конце концов, его квартира – у нее нет прав на это жилище, кроме сентиментальных. Сможет ли она остановить его в дверях? Она представила, как бросается к его ногам и хватается за колени, а Джим вырывается из ее дрожащих рук.
Этих фантазий было для нее достаточно, чтобы хотеть остаться в гостях как можно дольше, как бы она ни ненавидела эти встречи со старыми друзьями Джима. В любых других обстоятельствах она бы дорого дала за то, чтобы этот день поскорее прошел. Младенец Оскар орал не переставая, возможно, из-за крестильного платья, в которое его запихали – жуткое кремовое творение, вдвое длиннее, чем сам бедняжка. Он выглядел как шпиль на рождественскую елку в форме младенца. И в довершение ко всему, в церкви был дикий холод, а Мэри сидела у самой двери. Но, по крайней мере, это давало ей шанс проследить, чтобы Джим не улизнул оттуда незамеченным. Он и так уже явно колебался, переступая порог.
Прием проходил в каком-то сельском зале, затерянном где-то среди Кембриджских полей, куда едва доходил сигнал сотовой связи. Естественно, он был слишком слаб, чтобы кому-то удавалось следить за ходом футбольных игр. Зал был великоват для приглашенного числа гостей, и в результате они толпились по четырем углам помещения, а в центре носились и возились дети и младенцы в бессчетном количестве. Стараясь не давить на Джима, Мэри пыталась развлекаться и общаться самостоятельно. Но все равно – ей приходилось делать усилие над собой, чтобы не следить за ним непрерывно.
Она попыталась принять участие в разговоре Джиллиан и еще нескольких жен. Это было противно ровно настолько, как она и представляла. Все они часто общались по выходным – это было ясно из того, как они упоминали каких-то общих знакомых по пилатес только по инициалам, – но Мэри старалась смеяться во всех положенных местах. Все что угодно, лишь бы уменьшить риск показаться парией.
Но, очевидно, она недостаточно старалась и не смогла избежать разоблачения.
– Мы страшно редко видим тебя, а, Мэри? – улыбнулась Джиллиан, кладя руку ей на плечо. – Как вам только не скучно все время быть вдвоем?
Женщины напротив – крошечная Белла и ее подружка Моди, пиарщик большой фирмы, если Мэри правильно помнила, хотя с трудом представляла, что это такое, – вместе хихикнули, и Мэри почувствовала, что заливается краской.
Джиллиан продолжала приторно-сладким тоном:
– Ну, в смысле, я в жизни не видела пару, которая настолько бы застряла в фазе медового месяца.
– Всякое бывает. – Мэри опустила глаза. Ирония ситуации обжигала ее. Она только молилась, чтобы это не было заметно по ее лицу.
– Сколько вы уже вместе – три года? – спросила Моди. Мэри готова была поклясться, что видела ее раньше лишь однажды, ну, максимум дважды – и вот, пожалуйста, она ведет счет их годам.
– Ближе к четырем.
– Вау! – Моди сделала большие глаза. – Для Джеймса это прямо рекорд. Девочки, кто-нибудь помнит Иви?
В ответ послышался хор аханья и хмыканья, в целом обозначавший «нет».