На краю света

Когда над городом завиднелся рассвет, Мэри поняла, что должна что-то делать, чтобы держать в узде свое чувство вины. Но что? Помочь в расследовании она никак не могла. Джульетт обозначила это достаточно ясно. «Ближайшие родственники», – сказала она, словно опуская перед Мэри занавес над частной жизнью семейства Уитнелл. Лишь потому, что Мэри не была первой в чертовой очереди в биологическом или законном смысле, разве ее горе стоило меньше? Разве она несла не свою ношу?

Она подумала, не говорили ли Ричард и Джульетт что-нибудь такое насчет того, чтобы они не поженились, что могло как-то настроить Джима против нее? Она могла себе такое представить. Осторожней, сынок. Это ведь навсегда. А может, это у нее уже паранойя. Они с Джимом были достаточно взрослыми, чтобы решать такие вопросы самим. Сам факт, что они не хотели никаких торжеств и прочей свадебной суеты, ни о чем не говорил. Мэри с трудом удержалась, чтобы не позвонить Джульетт и не заорать: «ШЕСТЬ ЛЕТ!!!» – в монотонное гудение телефонных линий. Это же должно что-то да значить, с формальностями или без.

Боясь, что она все-таки может это сделать, Мэри попыталась занять руки перебиранием стопок бумаг на кухне, на кофейном столике, под спутанными клубками проводов в ящиках, в надежде найти какую-нибудь записку. Ничего. Она не понимала, хорошо это или нет. Может быть, это означало, что он все же не собирался сделать ничего плохого; его куда-то позвали, и он просто забыл их известить. Это не самое страшное, что бывает, говорила она себе. Он рано или поздно вернется, поджавши хвост. Главное, чтобы с ним ничего не случилось.

Когда стемнело, у Мэри уже кружилась голова. Злость прошла, и последняя надежда тоже. Она целый день не ела, не сделала и глотка воды. Она не могла успокоиться – все тело гудело от напряжения, а голова была настолько переполнена, что она не могла додумать до конца ни одной мысли, прежде чем ее сменяла другая. Она как будто провалилась во временную дыру, в какой-то другой, параллельный мир, где каждая ее косточка дрожала от нетерпения, но больше никто не видел необходимости что-то предпринять.

Один день стал двумя, два – тремя. Наверное, Мэри все же иногда засыпала, но на такие короткие промежутки, что ей не хватало ясности отличить кошмары во сне от них же, но наяву. Джульетт прислала сообщение, что была в полиции. Дело открыли, его ведут полицейские, и она должна вскоре ожидать их визита. Как ни странно, эти подробности вовсе не вызвали в Мэри такого ужаса, как то, что Джульетт совершенно не интересовало, как она себя чувствует. Что, Джульетт совсем уж не могла заставить себя задать ей, Мэри, такой простой вопрос?

Когда прибыла полиция, она едва заметила их. Один из офицеров сел с Мэри в гостиной и задал ей те же самые вопросы, что и Джульетт. Когда она в последний раз видела Джеймса Уитнелла? И показался ли он ей нормальным? Знает ли она о каких-либо осложнениях на работе или между ними? Повторяя ответы на все эти вопросы, Мэри могла бы нажимать кнопку «Вкл» на диктофоне с заранее записанными фразами. Ее разум находился за пределами этой комнаты. Он был далеко от их квартиры, от полицейского, проводящего пальцем в перчатке по поверхностям в их спальне и собирающим в прозрачный пакетик различные предметы. Он был далеко от Илинга. Он был там, где Джим. Мэри надеялась, что ему хватит двух свитеров.

Полицейские ушли, принеся свои извинения. Мэри подумала, не признали ли они таким образом свое поражение. Она знала, что шансы на возвращение пропавшего в целости и сохранности тают с каждым прошедшим часом, а недельный срок приближался с огромной скоростью. Что будет после этого? Они считают, что Джим начал где-то новую жизнь и ему просто не хватает духу сообщить об этом тем, кто остался в прежней? Мэри написала Джульетт сообщение, что к ней полиция приходила. Две галочки показали, что ее сообщение прочли, но ответа не последовало.

Ей никогда еще не было так одиноко. Прожив в Лондоне пять лет, Мэри все еще отговаривалась тем, что у нее нет времени завести своих отдельных друзей. У нее была работа, Джим и редкие встречи с его университетскими друзьями. Но со всеми этими сложностями со здоровьем Джима и тем, как это изолировало их обоих, Мэри было трудно создать себе какую-то сеть необходимой поддержки. Она не могла обсуждать депрессию Джима с кем-нибудь из знакомых и вряд ли могла довериться незнакомцу на пятничном сборище одиноких холостяков Лондона.