Читаем На краю света. Подписаренок полностью

Тем временем десятские привели старого цыгана и спокойно уселись в прихожей на скамейку.

И тут почти сразу появился старшина. Узнав, что Сергей Ефимович с заседателем уже на месте, он сильно расстроился:

— Выходит, опоздал я… Давно начали?..

— Только что старика привели, — ответил один из десятских.

— Тогда ничего, — сказал старшина и подошел к закрытой двери судейской комнаты.

Он долго прислушивался к невнятному разговору за дверью. Потом весь как-то напружинился, повел своими могутными плечами и рубанул кулаком сверху вниз. Потом рассмеялся чему-то и скрылся в судейской.

И как только он вошел в судейскую, разговор там сразу оживился. Сергей Ефимович что-то громко говорил про каких-то украденных коней. А старый цыган отвечал ему тихо и, видимо, во всем запирался. И пока он говорил, из судейской было ничего не слышно. А потом опять начинал говорить Сергей Ефимович. И чем он больше говорил, тем сильнее распалялся, так что внапоследок начинал кричать. И так несколько раз. То громкий разговор, то тихо, то громкий разговор, то опять тихо. Наконец, ему, видимо, надоело спорить со старым цыганом, и он закричал:

— Не хочешь говорить добром, заставим сознаться силой! Ну-ка, старшина, давай!

Тут старшина тоже что-то спросил старого цыгана и, не получив от него ответа, видимо, ударил его на свой манер. Послышалось глухое падение и одновременно пронзительный вопль. Дверь судейской распахнулась и оттуда выскочил заседатель Ефремов. Он был бледен, глаза его дико блуждали, его всего трясло. Он с визгом выскочил в прихожую и бросился сначала ко мне в канцелярию, потом передумал и, всхлипывая, побежал на улицу.

Сразу же за ним из судейской вышли Сергей Ефимович и старшина Безруков. В раскрытую дверь судейской виден был старый цыган. Раскинув руки, он лежал на полу.

— Видал таких? — презрительно произнес Сергей Ефимович, кивнув головой в сторону сбежавшего заседателя. — Тоже суется не в свое дело…

Потом он кивнул десятским на неподвижное тело и строго приказал:

— Оттащите его в сторожку да попрыскайте там на него холодной водой, чтобы очухался. Потом придете сюда.

Мужики подняли старого цыгана и поволокли. А Сергей Ефимович и старшина прошли в канцелярию и расселись за столом Ивана Фомича. Сергей Ефимович закурил папиросу и стал вроде как бы отдыхать после тяжелой работы. А старшина сидел и чему-то бессмысленно улыбался. Потом вдруг ни с того ни с сего громко засмеялся. Сергей Ефимович вопросительно посмотрел на него.

— А заседатель-то наш… в слезы ударился. Как малый ребенок. Смотреть умора.

— Сам-то хорош, — укоризненно сказал Сергей Ефимович.

— А я что? Не дрожу, не плачу, как он…

— Если взялся за дело, то выполняй его как следует. С толком.

— А я что? Разве неладно? По-твоему старался. Чтобы он сразу того-этого… сознался.

— С толком, говорю, работать надо. Так ведь и убить человека можно. А за это судить будут. В тюрьму могут укатать за самосуд. Знаешь, какие времена пошли.

— Вот тебе раз, — удивился старшина. — А как же ты сам-то, Сергей Ефимович, шерстобита этого прошлый раз одним махом?..

— Да, одним махом… А он через минуту встал, отхаркался да и пошел домой как ни в чем не бывало. А после тебя человека надо водой отливать. Разве это дело? Пойди-ко посмотри, как он там у них.

Старшина встал и с виноватым видом пошел в сторожку. Сергей Ефимович начал прохаживаться по канцелярии. Я уткнулся в свои бумаги. Мне хотелось спрятаться под стол. А Сергей Ефимович вдруг как бы в первый раз заметил меня:

— Тебе что? Не нравится это?

Я не знал, что отвечать ему.

— Ничего, ничего. Привыкай ко всему.

И он опять стал прохаживаться по канцелярии. Через минуту из сторожки возвратились старшина и комские мужики.

— Ну, как он там? — спросил мужиков Сергей Ефимович.

— Очухался. Кое-как отводились. Думали, окочурится.

— Черт его возьмет. Они живучие. Где он там? В камере, что ли?

— В камеру на нары уложили…

— Вот и хорошо… Выйдите пока на улицу. Когда надо — позову.

Мужики встали, почесались и отправились в сторожку.

— Я ведь что, — начал оправдываться перед Сергеем Ефимовичем старшина. — Я ведь думал, как лучше. Дознавать, думаю, от него надо все, что к чему.

— Да что дознавать-то?

— Как что? А коней в Коме разве не оне увели?

— В том-то и дело, что не увели.

— А что же люди бают?

— Мало ли, что люди бают. Не увели, а похоже на то, что украли.

Дальше Сергей Ефимович стал рассказывать старшине о том, как в воскресенье комский староста привел к нему одного парня, который заметил в Мохнатеньком ключике в густом колке двух спрятанных коней. Похоже на то, что кони ворованные. Трогать тех коней он побоялся. Могут пришить еще. А по приезде домой на всякий случай заявил об этом старосте.

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука