На крючке

И я бы никогда не согласилась принимать наркотики ради его бизнеса.

– Ты омерзительна. Как можно одобрять его грязные дела? – я щурюсь.

– Забавно. Скажи мне, а ты задаешь себе этот вопрос, когда позволяешь Крюку себя трахать? – она смеется.

– Тебя это не касается, – к щекам приливает жар, и я стискиваю зубы.

– Эх, как же жаль, что мне велели тебя не трогать, – она смотрит на меня, и ухмылка исчезает с ее лица.

От ее слов у меня волосы встают дыбом, во мне поднимается тревога, и я медленно отступаю назад, стараясь не делать резких движений.

– Кто велел?

– Все, – она делает шаг ближе, ее глаза сверкают. – Венди то, и Венди се. «Не делай ей больно, Тина», «Она нужна нам, Тина», «Она моя дочь, Тина».

Я отступаю и с такой силой ударяюсь спиной о стену, что стол рядом со мной содрогается. Меня переполняет тревога, глядя на то, как она продолжает приближаться, а ее глаза постепенно превращаются в маленькие щели.

– Ты знаешь, как это утомительно – всегда быть на втором месте?

Сложив перед собой руки, я качаю головой и смотрю на телефон в другом конце гостиной.

– Я никогда не просила ставить меня на первое.

– Лгунья! – кричит она.

Она замахивается и бьет меня по лицу – голова резко отворачивается, щеку охватывает сильное жжение. Я стискиваю зубы, отчаянно пытаясь сохранить хладнокровие. Я закрываю глаза, делаю вдох, а когда снова открываю их, то понимаю, какую большую ошибку я совершила, когда сомкнула веки.

Потому что Тина уже стоит прямо передо мной, подняв над головой синюю стеклянную вазу. Я вскидываю руки, пытаясь остановить ее, но она оказывается быстрее. Ваза разбивается о мою голову, и я падаю на землю. Я не даже опомниться не успеваю, как в следующий момент она снова наносит удар – я чувствую страшную боль в черепе, а потом наступает темнота.

Глава 44

Джеймс

Мой кабинет разгромлен.

Я пристально смотрю на Керли, Старки и близнецов, которые следят за моими метаниями. Они достаточно сообразительны и понимают, что никакие слова не смогут утихомирить ярость, бушующую внутри меня. Я специально позвал Керли, потому что знаю, что они с Мойрой близки.

Мойра.

Поверить не могу.

– Ты знал? – я поворачиваюсь и указываю на Керли дрожащим пальцем.

– Черт, нет, Крюк. Я бы никогда не позволил этой суке уйти от наказания, – его ноздри раздуваются, пальцы похрустывают, пока он их разминает.

– Приведите ее ко мне, – кивнув, я с такой силой упираюсь ладонями в край стола, что пальцы белеют.

– Я не знаю, если…

Я с размаху бью рукой по столу – все, что там лежит, валится на пол; провода выскакивают из розеток; письменные принадлежности разлетаются по деревянному полу.

– Приведите ее ко мне. Сейчас же.

Керли кивает, достает телефон и собирается выйти. Но на поиски отправляться ему не приходится, потому что Мойра уже стоит на пороге.

– Здравствуйте, мальчики.

Я вскидываю голову. Нерастраченная ярость рвется из мышц и вытекает из костей.

– Мойра, – мурлычу я. – Как хорошо, что ты появилась.

Я огибаю стол, сжимая рукоятку ножа до синяков на коже.

Она заходит в кабинет, с улыбкой доходит до середины, где мы и встречаемся. Я смахиваю ее волосы с шеи, тыльной стороной ладони прижимаюсь к ее щеке.

– Скажи мне, сладкая, ты думала, что это сойдет тебе с рук? Или ты просто желаешь смерти?

– Я думаю, что мне все сойдет с рук, Джеймс, – она смотрит мне прямо в глаза и улыбается.

Я с такой силой ударяю ее тыльной стороной ладони по щеке, что она валится на пол. Раздувая ноздри, я делаю шаг в ее сторону и упираюсь каблуком туфли в ее спину. Я надавливаю всем своим весом, наслаждаясь ее скулежом. Мои глаза задерживаются на отвратительной татуировке в виде крокодила, красующейся у нее на шее, и тут у меня в голове вспыхивает воспоминание.

«Прости, новая татуировка. Все еще болит».

Я качаю головой, удивляясь собственной глупости. Наклонившись, я переворачиваю ее и прижимаю предплечье к ее груди.

– Ах, мне вдруг вспомнилось, как ты лежала подо мной, как грязная шлюха, которой ты всегда и была.

– Пошел ты, Крюк. Именно поэтому я так и поступила. Ты относишься к людям как к дерьму! – шлепая ладонями по полу, она издает отрывистый крик.

– Избавь меня от драмы. Я отношусь к тебе как к дерьму, потому что ты никогда не стоила большего, – я прижимаю лезвие к вене на ее шее. – Скажи мне то, что я хочу знать.

– Я лучше сдохну, – усмехается она.

Я ухмыляюсь.

– О, в этом можешь не сомневаться, – я наклоняюсь и приникаю губами к ее уху. – Ты совершила ошибку, выбрав Питера.

Она хмурит брови, а потом взрывается смехом, ударяясь головой об пол, пока слезы не просачиваются из уголков ее глаз.

– О боже, ты даже не в курсе?

Стиснув зубы, я хватаю ее за волосы, поднимаю голову и ударяю о землю. Она вскрикивает, когда я, приставив лезвие к ее горлу, вдавливаю ее лицом в пол.

– Еще раз заговоришь загадками, и я отрежу тебе губы.

Она вздрагивает.

– Я не знаю Питера, ясно? Мой человек – это Крок, – она упирается шеей в острие моего клинка. – И он придет за твоей головой.

Я заменяю лезвие пальцами и сжимаю, пока не чувствую ее трахею в ладони. Она кашляет, а глаза выпучиваются от давления.