На крючке

От шума мне становится дурно, в голове мелькают образы – ботинки из крокодиловой кожи и щелчок замка на двери, – разрывая сердце в клочья и нанося свежие раны моей памяти.

Он подходит ко мне, пока носы его ботинок не соприкасаются с моими, поднимает часы и прижимает их к моему уху.

– Ты знаешь, как трудно найти часы с громким механизмом? Те, что я выбросил, были особенными. В точности такими, как у моего отца, – он хмурится. – Но мне нужно было удостовериться, что Старки сказал мне правду.

Я прижимаю руки к голове, пытаясь заглушить шум, нервные окончания когтями впиваются в кожу, словно тысячи жуков, отчаянно пытающихся вырваться на свободу. На глаза наплывает красная дымка, порождающая ярость и стыд – летучую смесь, что постоянно живет внутри меня. Мои ладони вырываются наружу, я хватаю рубашку Сми в свои руки, сжимаю ткань и поднимаю так, что его ноги едва касаются пола.

– А, а, а, – говорит он нараспев. – Ранишь меня – он прикончит ее.

Охваченный маниакальными мыслями, я немедленно его отпускаю. Сердце неистово бьется о ребра. Я даже подумываю выхватить у него из рук нож и попытаться отрезать себе уши – что угодно, лишь бы прекратить эту пытку.

Он отступает, тиканье становится чуть менее громким, но вдруг его рука возвращается, и стеклянный циферблат болезненно впечатывается мне в щеку. Я падаю, и он приседает рядом со мной, зажав мой нож между своими коленями.

– Я был там, когда ты убивал моего отца, – шепчет он. – Я наблюдал за тобой через окна, когда ты взял этот нож, – он поднимает его к моему лицу, проводит им по моему телу, а затем глубоко вонзает его в бок. – И обескровил его на полу.

Жгучая боль вспыхивает в моем туловище, когда он прокручивает рукоять. Я стискиваю зубы от жгучей боли.

– Ты жалеешь об этом? – спрашивает он.

Хотя я лежу лицом на грязном полу, я поворачиваю голову так, чтобы он увидел мою ухмылку.

– Я бы убил его тысячу раз и заставил бы тебя смотреть.

Он вытаскивает нож. Липкая кровь хлещет из раны, пропитывая рубашку и пачкая кожу.

– Он должен был стать моим. Он обещал забрать меня к себе, как только ты уедешь. Он хотел тебя отослать, но потом вдруг передумал! – край рукояти ударяется о мою щеку. – Я ждал… три года, пока тебе исполнится восемнадцать, а потом ты все испоганил!

Во рту скапливается кровь, я сплевываю ее на землю, приподнимаюсь и сажусь. От резкого движения кружится голова. Прислонившись спиной к стене, я сразу же прижимаю руку к боку, пытаясь остановить кровотечение.

– Я оказал тебе услугу.

– Ты забрал у меня все! – вопит он. – Значит, и я отвечу тем же.

Не сомневаюсь, что своими словами он хотел внушить страх, однако они привели к осознанию. Потому что я думал о той же самой фразе. Я проигрывал ее тысячами разных способов, представляя, какие последние слова я адресую Питеру. Мне становится смешно, отчего боль в боку только усиливается, но это ничто по сравнению с ужасающей правдой, что Сми такой же, как я.

А для него я такой же, как Питер.

– Тебе нужна моя жизнь? – я кашляю, чувствуя, как горло наливается кровью. – Все, что тебе нужно было сделать, это попросить. Забирай.

Сми выглядит озадаченным.

– Этого недостаточно, – он подходит ко мне и наклоняется, пока его лицо не оказывается прямо возле моего. – Я хочу увидеть выражение твоего лица, когда я убью единственного человека, проявившего к тебе любовь.

Он говорит о Венди. Конечно, о ней. Потому что жизнь циклична, и вполне уместно, что он заберет у меня то, что я так хотел забрать у Питера.

Бах. Бах.

Сердце выпрыгивает из груди при звуках выстрелов. Глаза в страхе смотрят на Венди.

Нет. Только не она. Кто угодно, только не она.

С облегчением я понимаю, что с ней все в порядке, пистолет исчез из ее рта, а глаза смотрят на обмякшее тело Старки, замершее возле ее ног.

В воздухе раздается еще один выстрел. Питер делает шаг вперед, стреляет Сми в затылок, и тот тоже падает на землю.

Я не испытываю удовольствия от его смерти. Я слишком хорошо понимаю всепоглощающую жажду мести. Как она проникает в поры и отравляет кровь, не позволяя думать ни о чем, кроме возмездия. Я лишь надеюсь, что в смерти он обретет покой.

– Придурки, – бормочет Питер, подходя и развязывая Венди. – Тина, можешь выйти.

Тина выходит из-за большого камня, где все это время скрывалась. Я застываю на месте, прижимая руку к боку, ощущая жжение, пронизывающее все мое тело. Ноги подкашиваются от головокружения, но я глубоко дышу, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Тебя зовут Джеймс Барри? – спрашивает Питер, наклоняя голову.

– Да, – отвечаю я.

Я годами фантазировал об этом моменте, представляя выражение лица Питера, когда он поймет, кто я такой. Но сейчас я чувствую лишь пустоту. Я с трудом заставляю себя двигаться и иду к ножу, хрипя от боли. Я нагибаюсь, чтобы поднять его. Из раны сочится свежая кровь, пропитывая рубашку. Я не знаю, насколько глубока эта рана, но мое тело леденеет, и я уверен, что теряю больше крови, чем нужно.

– Ты похож на своего отца, – продолжает Питер. – А твой брат похож на тебя.

Глава 46

Венди

Сколько у Джеймса тайных родственников?