–Видишь ли, всю жизнь человек в массе своей лишь ходит по кругу своих потребностей, всякий раз возвращаясь к его началу – точке высшего удовольствия. Так сказать, обретает свой утерянный рай. Он старательно делает вид, что это не так, прикрываясь познанием, искусством, но это все об этом же и потому же. Однако, если раньше орально-анальный вояж занимал много времени, требовал немалых усилий и о нем можно было написать «Мертвые души», то сейчас весь его совершает большой палец, нажимая на нужные блюда в соответствующем приложении. Жизнь неотвратимо упрощается. Это и есть главная претензия каждых новых отцов к каждым новым детям. Они, отцы, льют слезы по тем красивым, но уже заросшим виражам их жизненного маршрута, которые сменила дорожка напрямик. Вот и весь этот многовековой конфликт. Но о нем теперь не напишешь «Отцов и детей», потому что уже и те, и другие слишком близко к центру круга, чтобы об этом можно было написать роман. В культуре прошлого нет ничего сакрального, никакой «утерянной Истины». Это просто устаревшая, более длинная схема проезда к сатисфакции. А высота твоего культурного уровня показывает только то, как хорошо ты умеешь продираться через поросшие паутиной, заглохшие тропинки, делая при этом вид, будто это приятно и удобно. Культура – это просто то, что растет вдоль закольцованного пути простого человечьего счастья, так что обвинять в «оскотинивании народа» тех, у кого над голодным желудком есть еще пара умелых голосовых связок, бессмысленно. Но это я тебе уже сегодня объяснял. Важно то, что о сегодняшней реальности можно рисовать уже разве что несколькими красками и штрихами, петь на трех нотах и говорить тремя словами. Именно от этого обстоятельства призван отвлечь педофемонегритянский вопрос и прочие мероприятия на деньги налогоплательщиков.
Человек столько раньше мог испытать, столько пережить, что он до самого конца мог не просечь, к чему все эти «столько» сводятся. Но именно они были главной пищей Богов. Мы же живем во времена, когда, как выразился один коктебельский поэт, «мелькают расстояния» и только очень пьяный жизнью человек продолжает ими любоваться.
Когда кольцо окончательно замкнется пятачком виртуального меню, это будет значить, что священную корову пора забивать. И не дай Бог нам с тобой дожить до этого момента…
Когда Паня, наконец, словно бы вывалился на кафельный пол из бочки с холодной тухлой водой и склизкими стенками, куда его, казалось, все глубже погружали мысли о мировой жестокости, отрезанных солдатских яйцах и рэп-баттлах, он заметил, что под крючками с амуницией кое-где стоят большие булыжники с какими-то округло-вытянутыми рисунками, высеченными в них. Это были люди верхом на динозаврах, человек, копошащийся в разъятой голове другого – приглядевшись, Паня увидел у него в руках что-то вроде пинцета, – четыре каких-то неправильных фигуры, две из которых – верхняя и нижняя – бесспорно были Америкой, – и немного эротики.
– Что это? – небрежно спросил Паня. Лицо его, будто истерзанное осколками былых иллюзий, изображало теперь какую-то отчаянную и злобную усмешку.
– Камни Ики. Гонял за ними аж в Перу. Пересадка мозга, затонувшие континенты… Некоторым из них по десять тысяч лет.
– А, знаю-знаю: «неуместные» артефакты типа всяких хрустальных черепов, железной колонны в Дели или плиты со скандинавскими рунами в Америке почти за двести лет до Колумба. Ученые все это уже либо опровергли, либо обосновали. Черепа – фейк, на колонне оксидная пленка, защищающая от коррозии, а плита – ну добрались викинги раньше до Америки, и что с того?
– Паня, ученые ничего не опровергают – они просто создают видимость, оплетают каждый такой случай паутиной своего кабинетного рационализма, чтобы получилась очередная высушенная бескрылая куколка, которая бы вплеталась в общую историческую программу, заключающуюся в базарной сутолоке за земли и за царских дочерей. Ведь история, если брать ее как серьезную научную дисциплину, – это сплошная пошлость, страдания и скука, растянутые на многие тысячи лет. Инцесты, измены, перевороты; кто-то кого-то отравил, у кого-то отжал территории, закабалил крестьян, освободил крестьян… Иван Третий, Иван Первый, Рюриковичи, Романовы…Читаешь эту дрянь в учебниках по истории и думаешь: либо это калька с какого-то бразильского сериала, либо – светошумовая ширма, нужная для того, чтобы человек не услышал ледяную тишину космоса – потому что даже секунды этой тишины хватит, чтобы навсегда прекратились все войны на земле.
– Но зачем… зачем из истории сделали мумию?