На крутой дороге

— Он вас уже второй день ждет. Заставил меня наизусть выучить расписание всех пароходов. Велел никуда не выходить, когда его нет. Он столько говорил о вас! Даже завидно было. «Ты смотри же, Клава, — имитируя басок дяди, сверкала глазами девушка. — Смотри, не прозевай ее. Она такая… пикантная собой».

Девчурка так живо копировала дядю, что Надя словно бы уже видела перед собой его медвежью фигуру и широкое, с чуть заметными оспинками, доброе усатое лицо. А это чужое слово «пикантная», которое неведомо откуда застряло в его лексиконе, воссоздавало и знакомую грубоватость его речи.

— «Ты смотри, Клава, не подкачай. Встречай как полагается. Она теперь инженер у меня!» Ой, какой он хороший, Марко Иванович! Его весь цех любит. Посидите. Сейчас я ему позвоню.

Пока Клава звонила, Надя разглядывала дядин кабинет. На столе, кроме телефона и простенькой чернильницы, не было никаких канцелярских атрибутов. Весь стол был заставлен кусочками обкатанной стали — различной толщины, разной плавки и разного закала. Такие же образцы металла аккуратными пирамидками расставлены на трех верхних полках стеклянного шкафа. На двух нижних заботливо выставлено охотничье снаряжение: ружье в чехле, гильзы, патронташ, порох, дробь, сумка, баклажка. А с самой нижней полки, как живые, глядели носатые чучела: кряквы, селезни, чирки.

— Вот это уже стиль дяди! — отметила вслух Надежда.

Дядя был заядлым охотником. Ни на какой курорт, ни на какую вечеринку, бывало, не променяет охоту. Сколько раз премировали его путевками в Крым, на Кавказ, однако дальше Васильковских плавней он не ездил. А когда условия работы не позволяли оставлять цех, любовно осматривал свое хозяйство: вынимал из чехла ружье, нежно гладил его, прицеливался, перебрасывал с руки на руку, потом снова все укладывал на место, и ему становилось легче.

Клава, не дозвонившись дяде, побежала его искать. Но Надежда не скучала. Неожиданно в комнату с шумом вбежал Микола Хмелюк. Надя ему очень обрадовалась: это был ближайший друг Василя. Он появился, как и всегда, с непокрытой копной волос, которую по огненному цвету можно было узнать среди тысячи других. Друзья частенько посмеивались, что, мол, нрав его перешел на волосы. И в самом деле, среди своих сверстников Микола выделялся пылким, несколько неуравновешенным, но веселым нравом. Никогда его не видели печальным. Сколько Надя знает Миколу, он все на комсомольской работе и всегда неугомонный, изобретательный. Сейчас он комсорг завода, и Надя собиралась непременно зайти к нему, чтобы встать на учет.

— А я утром Васю видел! — сразу же заговорил о главном Микола. — Возле остановки встретились. Приглашал к вам на вечер, но я не смогу. Сегодня молодежный карнавал на Днепре.

И, загоревшись мыслью о карнавале, совсем забыл, что у Нади сегодня семейный праздник.

— Обязательно приходите! Ну и красота будет! Триста лодок в огнях по озеру Ленина! Такого зрелища еще не было.

— Спасибо. Так, говоришь, Васю видел? Ой, соскучилась я по нему.

Это вырвалось у Надежды непроизвольно и так искренне, что Микола не мог не позавидовать Василю.

— Ну, а ты как живешь? — спросила Надя.

Ей, конечно, прежде всего хотелось знать: как живет он со своей Зиной. Зина тоже подруга Надежды. До замужества это была скромная, застенчивая, мечтательная девушка. Сколько ночей просиживала она над письмами к своему Миколе, но ни одно не осмелилась послать. Подруги называли ее пушкинской Татьяной. Но, выйдя замуж, она словно переродилась: стала своенравной и капризной.

— Как я живу, спрашиваешь? Агитирую, Надийка, — усмехнулся Микола. — Агитирую — и молодежь идет за мной. Тысячи людей сагитировать могу, а вот женушку свою одну — не в состоянии. Никак. Ты ее на Днепр, она — в театр; ты ее в театр, она — на Днепр.

И неожиданно спросил:

— Скажи мне, неужели в душе каждой девушки рядом с ангелом чертенок растет?

Разговор велся в веселом, шутливом тоне, но за этим внешним оптимизмом Надежда вдруг впервые ощутила тревогу, которую в такую пору чувствует каждое чистое женское сердце. Раньше они — Надежда, Василь, Микола, Зина — тихими вечерами часто любили мечтать об идеальных отношениях супругов. Да и кто в юности не мечтает об этом! Трагедия Анны Карениной, флоберовской Эммы, даже шолоховской Аксиньи объяснялась легко и оправдывалась социальными условиями того времени. Теперь же — они были убеждены в этом — во взаимоотношениях супругов наступила эра чистоты и нерушимой любви. И вот в словах Миколы она явственно уловила, что у этой пары уже появилась трещинка. А сравнение ангела с чертенком в какой-то мере касалось словно бы и ее самой. Неужели и Василь думает о ней так, как Микола о Зине? Нет, нет! Этого не может быть. Сегодня она докажет ему, что душа ее чиста. Жаль, что Зина где-то на курорте, — пусть бы пришла и посмотрела, как встречаются любящие, как надо уметь и сомнения у милого развеять, если уж их пробудила, как нужно не разрушать, а укреплять любовь.