На крутой дороге

Он уже догадался, что Страшко хочет и никак не может вымолвить: «Я протестую». Этим категорическим «протестую» Страшко всегда начинал высказывать свое возмущение, когда кто-нибудь нарушал правила техники безопасности. По природе своей он человек несварливый. Даже любезный. Когда спокоен, каждого обязательно назовет «золотком», «Здравствуй, мое золотко!», «До свидания, золотко». Но жесток с лихачами и разгильдяями. Как только заметит на фермах кого-либо без пояса, увидит где-нибудь лестницу неисправную или еще что-либо такое, что может вызвать несчастный случай, — он поднимает такой шум, что виновный потом еще долго не может прийти в себя. Уже не одного оштрафовал на заводе за разгильдяйство, двух мастеров отдал под суд. «Недаром, — говорили, — ему и фамилию дали — Страшко». Однако коллектив его уважал, а Морозов предоставлял неограниченные права.

Сейчас поводом для возмущения была вентиляция. В одном нагревательном колодце крюком крана загнуло всасыватель, и из двери колодца, когда ее открывали, пробивался дым. Там и дыму того, как из папиросы, но Страшко уже волновался:

— Эт-т-то же отрава, Харитонович!

— Да какая же это отрава? — попробовал было возразить добродушный великан. Он теперь работал бригадиром сварщиков, а нарушение произошло по вине его группы.

— К-как это, какая от-трава? А что же это, п-по-вашему, о-озон?

И Влас Харитонович, виновато потупившись, немедленно отправился ремонтировать всасыватель, так как знал, что этот поборник техники безопасности, если разойдется, может еще и нагревание остановить.

И только сейчас Надежда увидела, что в ее проекте всасыватели имеют те же изъяны и так же неудобны для работы кранов. Свежим глазом она быстро заметила и другие погрешности действующей системы вентиляции, и ей тут же пришло в голову, как их можно избежать. Когда Страшко успокоился и узнал ее, она поделилась с ним своими мыслями.

— Как, как, золотко? В-вам не нравится?

Он, казалось, больше испугался, чем удивился. Когда строился завод, у нас еще не существовало такой мощной системы вентиляции. Все оборудование специально заказали в Америке на фирме «Дженераль». После этого на многих металлургических предприятиях появилась своя, более мощная и совершенная вентиляция, но для Страшка, который мог любоваться даже гвоздиком, если он заграничный, критика оборудования такой солидной фирмы была просто кощунством.

— Д-да вы что?.. — чуть было не сказал: с ума сошли? — Это же «Дженераль»! Л-люкс!

И они заспорили. Наверное, долго бы еще спорили, если бы не прервала Клава. Марко Иванович, оказывается, уехал в город, и девчурка очень опечалилась, что не состоялась встреча дяди с племянницей, при которой ей так хотелось присутствовать.

Надежда возвращалась с завода окрыленная. Встреча с друзьями, разговор с Морозовым, пребывание в цехе, даже спор со Страшком — все это вызывало такое чувство, словно она уже давно на заводе и сейчас, после успешно законченной смены, едет домой.

VI

Вечером собрались гости. И первым пришел тот, кого она совсем не ожидала у себя видеть.

— Ну вот и он! — защебетала Лариса, когда Надежда открыла дверь. — Знакомьтесь, целуйтесь, ревновать не буду!

И, кокетливо кивнув в сторону Нади, представила:

— Подруга души моей! — Потом в его сторону: — И друг сердца моего. Лебедушка мой! Его фамилия Лебедь! А коротко — Надийка и Аркаша. Да целуйтесь же, говорю!

Приготовившись раскланяться, он вдруг остановился как вкопанный. Растерялась и Надя, увидев «друга сердца».

— Да что это вы? — удивилась Лариса. — Словно испугались друг друга.

— Ты знаешь, Ларочка, — усмехнулся Лебедь, пытаясь преодолеть неловкость. — Сегодня в автобусе произошла неприятная история. И Надежда Михайловна, наверное, увидела во мне хама.

— Хама? Ха-ха!..

— Но… пожалуйста… входите, — запинаясь, промолвила Надежда. Что ж теперь скажешь, если этот франт оказался женихом Ларисы. — Чего ж вы остановились? Проходите!

— Не могу, пока не простите, — сказал он, не сводя с нее умоляющего взгляда. — Я сам себя проклинаю, что так случилось. Но что мне оставалось делать? Мне срочно нужно было на завод. Ларочка знает. Сижу в трамвае как на иголках. Вдруг трамвай с рельсов…

— Ой, Лукинична, дайте водки! — расхохоталась Лариса. — Водки! Будем сначала мирить, а потом знакомить!.

— …Я к автобусу — там очередь. А времени десять минут осталось…

«Может, и в самом деле я не права?» — подумала Надежда.

— А тут еще и радикулит разгулялся: давняя напасть. Стоять не могу. Да разве в автобусе оправдаешься!

«Вот оно что! А я думала, он нахал».

Он протянул ей руку, не сводя с нее широко открытых, на редкость красивых глаз, в которых светилось искреннее раскаяние и мольба, и шутливо добавил:

— Ну хоть чуточку простите. Поверьте, как на духу перед вами…

— Пожалуйста, пожалуйста! — конфузясь в свою очередь, уже искренне пригласила его Надежда.