На крутой дороге

От Миколы Надежда подробнее узнала о новом назначении дяди Марка. Оказывается, дяде настойчиво предлагали возглавить цех, но он заявил, что свою должность обер-мастера ни на какую другую не променяет, и лишь временно согласился исполнять обязанности заместителя начальника, пока подберут кого-нибудь на это место. «Характер!» — с гордостью подумала Надежда.

Миколе тоже нужен был дядя Марко, и они, не дождавшись Клавы, пошли в цех, надеясь увидеть его там.

После пребывания на других, старых и новых, предприятиях Надежда почувствовала, как могуч и огромен их завод! Подобно большому городу, он имел несколько собственных железнодорожных станций, к которым беспрестанно подходили эшелоны; а каждый цех своими размерами походил на целый завод. Но больше всего Наде нравился цех слябинга.

Тот, кто впервые попадал в этот цех, сразу же забывал обо всем. Перед ним открывалось захватывающее зрелище. Все, что стояло или двигалось, поражало гигантскими размерами, дышало титанической силой. Здесь поминутно вспыхивали молнии, гремели раскаты грома, и именно здесь, как нигде, чувствовалась огромная сила Днепра, запряженного в турбины.

Возле слябинга Надя заметила небольшого мальчугана, лет десяти. Бойкий, замурзанный, он с таким восторгом наблюдал быстрыми глазенками за действием исполинского стана, гремевшего и брызгавшего фонтанами искр, словно перед ним превращалась в действительность волшебная сказка, которую еще никто и никогда не слыхивал. Слябинг казался ему мудрым, добрым и всемогущим богатырем в черном панцире, который неустанно боролся с летающими огненными чудовищами, боролся и побеждал, а побеждая, творил чудеса.

Вот из нагревательных колодцев, будто из огнедышащих пещер, одно за другим поднимаются чудища. Каждое огромных размеров: достаточно двух, чтобы загрузить целую платформу. Они по очереди взлетают в воздух, разворачиваются там и с разгона набрасываются на богатыря. И тут в громе, в молниях закипает битва. Богатырь схватывается с чудищем и заглатывает его. Потом выбрасывает из пасти, уже раздавленное, обессиленное, и снова, не дав ему опомниться, проглатывает вторично. После пятого раза, превратившись в длиннющую красную змею, чудище, быстро бежит по рольгангам в другой цех. А там его перехватывают младшие братья слябинга — другие прокатные станы. Они добивают его, раскатывают, и уже где-то далеко, в самом конце цеха, по станине рольгангов со скоростью автомашины мчится стальное полотно. Оно стелется огненным шелком и переливается волнами, как знамя в честь победы богатыря. Мальчуган торжествовал.

— Чей это малыш? — спросила Надя.

Микола что-то ответил, но в грохоте она ничего не разобрала.

— Влас Харитонович! — внезапно крикнул Микола, показывая в сторону сварщиков. И когда они уже немного отошли от грохочущего слябинга, подмигнул Надежде: — Узнаешь?

Между пирамидами слитков, обтирая полой расстегнутой спецовки мокрое лицо, навстречу им двигался великан. Это был пожилой человек, сухощавый, с широченными плечами. Весь он, этот Влас Харитонович, казалось, был связан из одних только туго стянутых канатных узлов, которые за долгие годы тяжелого труда так позатягивались, что их уже невозможно развязать.

— Помнишь, как он нанимался к нам на домну каталем? — рассмеялся Микола.

Надежда теперь хорошо знала, что такое катали. Когда-то доменные печи загружались ручным способом. По крутым мосткам люди возили вагонетки с шихтой на самый верх. Это был каторжный труд. И очень опасный. Для него подбирали людей здоровых, силачей. Выработалась даже особая специальность — каталей. Конечно, Влас Харитонович, когда впервые пришел на завод, всех рассмешил своим предложением наняться в катали и сам вместе со всеми смеялся над своим предложением, увидев, как вагонетки сами поднимаются к колошникам и даже сами разгружаются. Но сейчас встреча с ним вызвала у Надежды совсем иные чувства, чем у Миколы. Она и раньше относилась к Харитоновичу с уважением, а сейчас совсем растрогалась: ее отец тоже был каталем.

Влас Харитонович, узнав Надю, еще издали протянул к ней руки. Глаза его светились удивительной нежностью и чистотой.

Но поздороваться им не дали. Откуда-то появился и, как коршун, напал на Власа Харитоновича инженер по технике безопасности Страшко. Это был муж Килины Макаровны, сосед Надежды, но он так возмущался и горячился, что даже не узнал ее. Страшко с детства заикался. Когда он был спокоен, этого не чувствовалось, но сейчас от волнения у него будто ком в горле застрял: он надувал щеки, как пузыри, потел, перебирал губами, но ничего членораздельного произнести не мог. Его франтоватые посеребренные усы причудливо подергивались — видно, причина для возмущения была серьезная.

— Я-я… п-про… п-про…

— Да успокойтесь, Настас Парамонович, — конфузился геркулес. — Против чего вы протестуете?