На крутой дороге

— Ну да, а на гродненском направлении?

— Немного прорвались, гады.

— Ничего, ничего, дружок! — оптимистически восклицал одноглазый счетовод Дряпина. — Зато сегодня ночью наши рванули до самого Кенигсберга!

— Разве? Но ведь по радио не…

— Что там радио? Из надежных источников знаю.

Все понимали, что это его очередная выдумка, однако опровергать ее не хотелось.

Среди молодежи царило фронтовое настроение. Особенно после вчерашнего похода в военкомат. Кто-то чувствовал себя уже одной ногой на фронте. С интересом расспрашивали друг друга, кого в какую часть направили.

— Тебя куда?

— В танковую.

— А тебя?

— Строчки тачать на пузе у Гитлера.

Возле газона добродушно подтрунивали над узловатым здоровяком Власом Харитоновичем, который тоже вчера до поздней ночи толкался в очереди у военкомата.

— Так куда вас, Харитонович?

— Известно куда: в артиллерию! Это такой, что сам пушку таскать будет. И тягач не потребуется!

— Нет, — смущенно улыбался бывший каталь. — Сказали: «Таких, папаша, еще грех брать».

Надежда еще вчера заметила, что к военкомату, не ожидая вызова, пришло множество добровольцев. Это радовало, согревало душу. Захотелось расцеловать добродушного богатыря за его искренний порыв. Как будто не так страшно стало и за Василя.

Поднималось, припекало солнце. Легким шелком дымились влажные, только что политые заводские скверы. Над дорожками волнами стлался папиросный туман.

В приемной директора тоже было людно. Начальники смен, инженеры с папками деловито ждали вызова. В кабинете происходило срочное совещание. Надежда поняла, что директору сейчас не до нее.

Почти сразу как она вошла, из дверей кабинета выбежал разгоряченный и словно бы испуганный Микола. Заметив Надю, сконфуженно улыбнулся, пожал ей руку и, не отпуская ее, поманил в коридор.

— Ох! — простонал он, взявшись за затылок.

У него был такой вид, как будто ему только что в кабинете набили шишку.

— Что с тобой?

— Не спрашивай, Надийка!

Виноватая улыбка сморщила его лицо, и в эту минуту он напоминал смешного, нашалившего мальчишку.

— Ну что ж. Теперь нечего почесываться. — И шутливо выругал сам себя: — Так тебе и надо, дурень Микола. Это тебе за «ура».

— За какое «ура»? — удивилась Надя.

— За ура-патриотизм. Так и надо. Не имел взыскания, а теперь буду носить его, как шишку!

— Ничего не понимаю!

Но скоро все стало понятным. Вчера вечером прямо с завода Микола отправился в военкомат. Он был политруком запаса. Пришел он туда с наилучшими намерениями. Конечно, мог бы и не идти: определенная группа работников завода имела освобождение от воинской службы. Но сейчас ему казалось, что на заводе вместо него может работать любой: главное — это фронт. Сгоряча он даже не сообщил о своем намерении ни секретарю заводского партийного комитета, ни директору. Да и это еще полбеды. Но Микола пошел не один. Организаторская струнка сказалась и здесь. В военкомат он явился с целым отрядом. За ним потянулось даже немало таких, которые вообще не годны к воинской службе. И два подручных вальцовщика и один оператор стана уже не вернулись на завод. Конечно, их быстро заменили другими, но Миколе за такой патриотизм нагорело.

— Фу-у, — вздохнул он и весело улыбнулся, будто ему легче стало после того, как он сам себя выбранил. — Ну и заварили же!..

— А ты знаешь, Коля, — призналась Надежда, — у меня ведь тоже сегодня возникла мысль…

— На фронт?

— Да.

— Ну, ну! — испугался Микола. — Ты смотри у меня! Не то и тебе приварим!

Он сказал это таким грозным тоном, что Надежда рассмеялась. За все время после объявления войны она впервые так весело рассмеялась. Но, вспомнив Василя, сразу замолкла.

— Васю вспомнила? — заметил Микола.

— Васю.

— Вася кислых не любит. Помнишь, как мы с ним Ларису когда-то донимали? — И он расхохотался, будто уже и забыл о только что полученном выговоре.

Лариса в школе отличалась невероятной плаксивостью. Вечно ревела, часто без какой-либо видимой причины. А Василь с Миколкой любили дразнить ее, и почти каждый день, преследуемая ими, она с ревом шла до самого дома. Бывало, вся улица забавлялась ими.

— Кстати, Лебедь в самом деле сватается к ней? — неожиданно спросил Микола.

— Конечно. А что? — заинтересовалась Надежда.

— Да так. Я на его месте не сделал бы такой ошибки.

Надя поняла, что и Микола высокого мнения о Лебеде, и подивилась этому. Лебедь начал ее не на шутку интересовать. «Что же это за Эдисон такой?» Хотелось спросить у Миколы, но он внезапно вернулся к прежней теме:

— Брось киснуть. Не то и Васе грустно будет. Когда-то мне один психолог доказывал, будто у влюбленных так развиты чувства, что они и на расстоянии улавливают мысли друг друга. Вроде радиостанции.

Он проговорил это почему-то с таким серьезным, предостерегающим видом, что Надя снова рассмеялась.

— Тогда ты, наверное, знаешь, что думает о тебе Зина?

— К сожалению, — смутился Микола, — я никак не могу настроить ее на свою волну.

И вдруг хитро прищурил глаз.

— А вот ты скажи мне — только от души скажи: что у тебя с Сашком?