На крыльях

Прогулка пошла на пользу, и домой я вернулась бодрая. Все мои домочадцы еще спали, а я пила горячий кофе с молоком и думала, как там Антон. Мы перебросились несколькими сообщениями, и он сказал, что все хорошо, и он приедет ко мне вечером. А еще звонил Кирилл – но я не взяла трубку.

В ожидании Антона я, думая обо всем, что с нами произошло, уснула.

* * *

Алла и ее сыновья сидели за столом на кухне, освещенной апрельским утренним солнцем, и разговор поначалу не слишком клеился, однако и напряжения, которое раньше искрилось между ними, не было. Скорее – пустота. Не та, которая холодная и безразличная, полная безнадежности, а та, которую еще предстояло заполнить.

Алла пришла в себя, стала такой же уверенной, как и прежде, даже грубоватой немного, но Антон почему-то так и видел в ней ту заплаканную потерянную женщину, которая, положив холодные дрожащие ладони ему на щеки – как когда-то в детстве, смотрела на него испуганными глазами. Которая боялась, что он – умер. Хотя Антон думал, что для матери уже давно умер.

Он понимал, что следовало много говорить, вспоминать прошлое, смеяться, но не мог заставить себя сделать хоть что-то. Молча сидел и пил горячий кофе, который сам и заварил для них всех. Кирилл тоже больше молчал. А разговаривала мать. Просто рассказывала что-то совершенно нейтральное. Казалось, что она в полной норме, но Антон своими глазами видел, как она пьет лекарства от сердца.

– Почему ты переехала из нашего дома? – спросил зачем-то Антон, когда вновь наступила странная пауза. Почему-то понял вдруг, как давно не был там, где прошло его детство, не видел старую комнату, в которой вырос. Он так отчаянно хотел убежать оттуда, а теперь вспоминал если не с ностальгией, то с теплотой. Там был творческий беспорядок, вид из окна – прямиком на запад, на кусок огромного неба, и много неспетых песен и несочиненных стихов.

– Зачем мне одной такой большой дом? – пожала плечами мать. – Квартира удобнее. И ближе к офису.

Она говорила обыденным тоном, но Антон вдруг почувствовал укор. Нет, его укоряла не мать – она лишь излагала факты, он укорял себя сам. И как-то внезапно для самого себя осознал, что он и брат, как и отец, оставили ее, ушли.

Они все были виноваты.

Не она одна.

– Голодны? – спросила Алла вдруг.

Парни молчали. Почему-то переглянулись. Этот простой вопрос звучал совсем знакомо – как в детстве. Когда они вместе завтракали, обедали и ужинали: то наперегонки, то подкидывая друг другу еду, пока не видели взрослые.

– Голодны, – констатировала мать.

Кирилл, которого тошнило, все же покачал головой, а Антон кивнул. И тогда мать стала готовить ему обед. Из-за поврежденной ноги ей было тяжело передвигаться по огромной стерильной кухне, поэтому Антон ей помогал. Ничего особенного не происходило, они почти не разговаривали – зато, как давным-давно, почему-то играло радио. Стало спокойнее, и пустота немного заполнилась.

– Вашу музыку ставят на радио? – спросил Кирилл.

– Нет, – настороженно ответил Антон, не став объяснять, что их музыка – неформат. И для ротации на популярных волнах не подходит.

– Меня часто путают с тобой, – сказал зачем-то Кирилл. – Бесит.

– Когда меня в школе путали с тобой – тоже бесило, – ответил, хмыкнув, Антон.

– По-моему, только полные идиоты не способны вас различить, – вмешалась Адольская и велела:

– Антон, достань из холодильника молоко.

Кирилл ушел спать, почувствовав себя совсем плохо, к тому же ему прописали постельный режим, и Антон с матерью остались вдвоем. Они сидели за одним столом – не напротив друг друга, а рядом и ели – Алла приготовила совсем простые блюда, которые не должна была готовить бизнес-леди: поджарила котлеты, сделала картофельное пюре, заварила травяной чай со смородиной.

Антон не так часто ел домашнюю еду, а домашнюю еду, которую приготовила для него мать, не ел уже несколько лет. Он совсем забыл, как она хорошо готовит. И Антону вдруг показалось – он снова ребенок, и снова сидит на старой кухне и обедает вместе с родителями и братом. В какой-то момент он даже перестал жевать, не понимая, почему его так накрыло ощущением прошлого.

– Нравится? – спросила Алла.

– Нравится, – эхом отозвался Антон.

– Я давно никому не готовила. Да и себе готовлю редко, – призналась она. Если хочешь – возьми с собой. Ты у отца живешь? Его тогда не корми.

– Не буду, – усмехнулся Антон.

Когда они пили чай – тоже словно из детства, мать вдруг взяла его за руку. Провела ладонью по кончикам его пальцев с загрубевшей от игры на гитаре кожей.

– Ты все-таки стал развлекать других, – сказала она, но как-то без злобы.

– Стал, – согласился Антон.

– Нравится? – поинтересовалась Алла.

– Нравится. – Он напрягся, думая, что мать снова начнет нести ерунду про музыку и музыкантов, но она сдержалась.

– Надеюсь, ты не употребляешь наркотики и не пьешь, дорогой мой, – усмехнулась она.

– Нет, – спокойно ответил Антон.

– Судя по вашим клипам и текстам песен, можно сказать иначе, – покачала головой Алла.

– Ты смотрела? – удивленно спросил он.

– Смотрела. Слушала. На концерты, прости, не ходила.