На крыльях

– И тебе не понравилось, – констатировал Антон. И сам понял – что с сожалением.

– Не понравилось, – согласилась Алла. – Что мне может понравиться в твоей музыке, мальчик? Но ты же сказал, что нравится тебе. Играй. Пой. Живи.

В ее глазах вновь что-то мелькнуло, но женщина сдержалась и сделала большой глоток обжигающего чая.

– Я думал, тебе будет все равно, – вдруг сказал Антон. И Алла поняла, что он говорит про свою смерть.

– Ты – бессовестный, наглый, эгоистичный мальчишка, – медленно произнесла она, глядя на него поверх кружки. – Ты привык делать то, что ты хочешь. Ты не ставил меня ни во что. Но ты – моя кровь.

Возможно, Алла хотела добавить что-то еще, но не стала этого делать.

– Прости.

Антон и сам не знал, почему у него с губ сорвалось это слово, легкое, как прозрачная птица, почти невесомое – легче солнечного луча, скользящего по потолку.

– И ты. Прости.

Они вновь замолчали.

– Скажи, что нужно купить, – нарушил тишину Антон. – Привезу тебе. И лекарства.

– Я не беспомощная, – рассмеялась Алла. – Всего-то подвернула ногу. У меня есть домработница и водитель. Если нужно будет что-то – попрошу…

– Я хочу сам, – перебил ее Антон.

Он и правда получил от нее целый список и, пока брат спал, сходил в супермаркет неподалеку, не забыв заглянуть в аптеку. Врнулся он с полными сумками, весьма удивив Кирилла.

– Маменькин сыночек? – ехидно спросил он, почему-то пребывая в отличном настроении.

– Пошел ты, – отвечал ему Антон.

Еще пару часов он просидел у матери и лишь к вечеру засобирался домой.

– Мне пора, – сказал Антон, глядя на время в телефоне, – меня Катя ждет.

Алла кивнула и, когда он уже открывал дверь, сказала:

– Приходи еще.

– Приду, – ответил Антон внезапно горячо. – Когда приеду после фестиваля.

И вдруг добавил:

– Я все-таки стал знаменитым.

Алла лишь улыбнулась.

«Я скоро вернусь».

«Буду ждать, милый».

* * *

Антон, как и обещал, приехал вечером, невыспавшийся, уставший, но очень спокойный. Я спросила его, все ли нормально с матерью и братом, и он только кивнул. Я поняла, что все хорошо.

Мы долго сидели у нас дома, слушая очередную лекцию Томаса, не так давно вернувшегося из Италии, где при участии господина Бартолини проходили его выставки. Бартолини отчего-то испытывал к творчеству папы странную любовь и, кажется, даже считал Томаса другом, поэтому презентовал ему довольно эксцентричный подарок – бриллианты. Зачем, для чего, почему именно их – я понятия не имела, скорее всего, подарок заключал в себе некий метафорический смысл, но у меня сложилось представление, что итальянец – просто чокнутый миллионер, которому некуда девать деньги.

Как папа провез их через границу и почему его еще не ограбили, я не понимала, со священным трепетом глядя на пластиковый пакетик из супермаркета, в котором Томас умудрился хранить футляры с сокровищами, явно относясь к ним с пренебрежением, как и ко всему материальному.

Бриллианты, у каждого из которых имелся сертификат, Томас решил торжественно раздарить всем членам семьи, и Леша едва не заплакал от горя.

– Ты вот как был дурак-дураком, брат мой Тимка, дураком и останешься! – кричал он на весь дом. – Мы могли бы продать цацки, свое дело открыть и горя не знать!

– Я и так горя не знаю, – отозвался отец.

– И счастья, видимо, тоже, – буркнул Алексей, жадно глядя на камни. Ему, да и мне тоже, страшно было подумать, сколько они стоят.

– Счастье не в деньгах, счастье – в голове, – постучал себя по виску Томас.

– Лучше покрути, – хмыкнул дядя. – Правильнее будет.

Томас, не обращая больше внимания на младшего брата, рассадил нас и торжественно начал процедуру дарения подарков. А нам лишь оставалось потрясенно наблюдать за ним.

Алексея он облагодетельствовал первым, и тот чуть ли не в пляс пустился, потому как самый большой и чистый камень достался ему.

– Боже, я дожил до того дня, когда мой старший брат-придурок стал большим человеком, – проговорил он, за что получил подзатыльник.

Мне, Нелли и порядком удивленной Кире достался нежно-розовый аккуратный камешек, искрящийся под электрическим светом. Эду – чуть больше, но с желтоватым оттенком.

Антон тоже не остался без подарка – он получил от Томаса небольшой голубой, круглой огранки, камень. Тропинин отказывался, конечно, но Томас заявил, что, если его второй сынок не возьмет подарок, он очень обидится и перестанет с ним разговаривать. Уже потом, из уважения к моему отцу, Антон стал носить камень в виде кулона на серебряной цепочке, и мне вдруг подумалось, что это достойная компенсация за выброшенный мною подарок с топазом, сделанный когда-то Алиной.

Она была для него топазом.

А я – бриллиантом.

Настоящим бриллиантищем!

– Вы – мои сокровища, – заявил отец спустя час едва ли не со слезами на глазах. – Мой друг господин Бартолини сказал мне, что я могу делать с камнями все, что захочу. А я хочу обменять их на ваши чувства.

– Купить пытаешься? – попытался пошутить Леша, до сих пор потрясенный. – Господин Бартолини случайно не был пьян, когда тебе такой подарок делал?