На кухне мисс Элизы

Работяга дает затрещину одному из детей, протискивается мимо них и идет к столу. Изрыгая проклятия, он опускает кружку в пенную жидкость. Завидев брешь в обороне, я швыряю на стол шиллинг и бросаюсь к выходу. С меня хватит. За один час я увидела из жизни бедняков больше, чем за предыдущих тридцать лет. Я ухожу, преследуемая по пятам их пошлой песней… «В Тонбридже старая дева жила, в гости меня вечерком позвала… Старая, да не дева…»

Они поют и поют, но я наконец отхожу достаточно далеко, чтобы не слышать. И только тогда до меня доходит, что, возможно, среди неотесанных пьянчуг был и мистер Кирби. Я вспоминаю туманные слова миссис Торп: «Не могу ручаться за то, что вы там увидите». Мне не нужны ее ответы. Я просто хочу вернуть Энн. И теперь, когда я увидела ее убогий, обшарпанный, безрадостный дом, я полна решимости это сделать.

Глава 26 Энн Мармелад из айвы

Сегодня я вернулась в Бордайк-хаус. Встала рано, раньше папы, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. Казалось, даже солнце радуется вместе со мной, посылая свои теплые лучи на поля, сады и огороды, на сборщиков хмеля, выбирающихся из-под полотняных палаток. Я была так счастлива, что когда швырявшие камнями в ворон мальчишки угодили несколькими камешками в меня, лишь рассмеялась и бросила их обратно. Всю дорогу до Тонбриджа я тихонько пела: баллады, колыбельные, детские песенки. А когда пересохло горло, начала танцевать: джигу, народные танцы, пока не добралась до каменоломни на окраине городка. Там я напустила на себя важный, серьезный вид, как полагается кухонной помощнице — да, я теперь помощница Элизы Актон.

Она оставила у нас на пороге очень милую записку, в которой просила меня вернуться в качестве ее помощницы с жалованьем шесть шиллингов в неделю. А в нижней части послания, которое, честное слово, было надушено ванильной эссенцией, она нарисовала трехъярусный торт, желе в формочке, пышный пирог и сливовый пудинг на блюде. Я улыбалась три часа подряд. Когда вернулся папа, ему не очень-то понравилось, что я улыбаюсь, но я сказала, что у меня снова есть работа, и он тоже заулыбался. Рассказать ему о лечебнице у меня не хватило духу. Да он и не спрашивал.

Я начинаю чернить плиту, затем полирую ее до угольного блеска. Лишь закончив работу, я обращаю внимание на шум в буфетной: кто-то тарахтит медными кастрюлями. Я замираю: кто это может быть? Прокрадываюсь к буфетной и осторожно заглядываю в дверь. Нарушительница спокойствия — незнакомая девчушка с перепуганными глазами. С перекладины у нее над головой свисают зайцы, кролики и связка фазанов.

— Меня зовут Энн, — с облегчением произношу я, сообразив, что это новая буфетная прислуга. — А тебя?

— Конечно Мэри, как же еще?

— Почему «конечно»? — не понимаю я.

Ее перепуганное выражение сменяется удивленным.

— Всех буфетных называют Мэри. А по-настоящему меня зовут Лиззи.

— Я тоже раньше была буфетной прислугой, — мягко объясняю я, — но меня и тогда звали Энн. Мисс Элиза называет всех настоящими именами.

Она смущенно улыбается:

— Лиззи нравится мне больше, чем Мэри.

— Тебе велели ощипать этих фазанов и снять шкурки с кроликов и зайцев? — спрашиваю я, задумавшись, какие блюда хочет приготовить мисс Элиза.

Лиззи кивает. Интересно, сколько ей лет. Десять? Одиннадцать?

— Сегодня прибывает новый постоялец, — добавляет она, точно это объясняет такое изобилие птицы и дичи в кладовой.

— Ты умеешь ощипывать птицу и снимать шкурки?

Она кивает, и я замечаю, что ее руки в ссадинах и мозолях, а ногти обрезаны почти до мяса. В ее присутствии я будто становлюсь выше ростом, чувствую себя взрослой и мудрой. На самом деле это не совсем так, только рассуждать некогда: на кухню врывается миссис Актон. Сухо поприветствовав меня, она сообщает, что мисс Элиза ушла за оленьим окороком, и велит хорошенько растопить плиту, а затем очистить и нарезать четыре фунта айвы.

Видно, что хозяйка не на шутку взволнованна: вертит на пальце кольцо, теребит манжеты и вырез платья. Пока я развожу огонь, она мечется по кухне, то открывает, то закрывает окно, переставляет утварь в буфете, проводит рукой по подносам и супнице, щурится на рюмки, ища отпечатки пальцев и пыль.

Я иду в кладовую за айвой и потрясенно замираю. Полки ломятся от продуктов. Корзины с грибами, зелеными яблоками и желтыми грушами. Металлический таз с двумя розовыми крабами. Глыбы свежего масла, желтого, как одуванчики. Круги сыра величиной с мою голову. Глиняная миска с лесными орехами. Ветчина, отмокающая в ведерке с водой. Для кого столько еды? И зачем мисс Элиза пошла за олениной, если этими запасами можно накормить самого короля?

— Сколько жильцов ожидается на этой неделе, мадам?

Я знаю, что не должна задавать таких вопросов, но меня разбирает любопытство.

— Сегодня вечером прибывает мистер Арнотт, — отвечает она, в тысячный раз поправляя вырез. — Он из Лондона и привык к самому лучшему. Не вздумай подвести меня, Энн Кирби.