Его слова кажутся мне бессердечными и злыми, но я придерживаю язык и смотрю на молодые тисы, гнущиеся на ветру. Когда от здания отделяются три фигуры, мужчина отпирает калитку и впускает меня на территорию лечебницы. Я спешу к ним, зажав в одной руке монеты, а другой прижимая к себе корзинку с гостинцами. Я хочу броситься к маме, но что-то меня сдерживает. Ее держат под руки две медсестры в передниках, с закатанными рукавами, выставляющими напоказ мускулистые руки. Они ведут ее ко мне, уговаривая и задабривая.
— Мама, это я, Энн, — говорю я.
Она смотрит на меня пустым взглядом. У нее безжизненные глаза, как у мертвой речной форели.
— Она очень хорошо привыкает, — говорит одна медсестра. — Просто замечательно.
— У нее пропала память, никого не узнает, — вступает другая и добавляет, повысив голос почти до крика: — Даже своих любимых сестричек, да, Джейн?
Она нагибается и щипает маму за щеку, точно капризного ребенка.
— Мама, это я, Энн, — повторяю я и глажу ее по щеке, где осталась красная отметина от щипка.
Затем я вспоминаю о «благодарности» для медсестер и даю каждой по шиллингу. Та, что ущипнула маму, пробует монету на зуб и сует в карман. Другая рассматривает на свет, протирает фартуком и ухмыляется.
— Молодец, Джейн, хорошо воспитала дочку, — горланит щипальщица и легонько трясет маму. — Ты ничего не хочешь сказать?
Мама выглядит озадаченной, и вдруг в ее глазах мелькает проблеск понимания.
— Мне здесь очень хорошо, — на одном дыхании выпаливает она.
Как только она заканчивает фразу, глаза гаснут. Медсестры удовлетворенно кивают, все еще держа ее за руки.
— Ага, она здесь как сыр в масле катается. Ты будешь приходить каждый день посещений?
— Да, — решительно произношу я. — И если с ней все будет хорошо, я готова отплатить за вашу доброту.
Я знаю, что поторопилась, и большая часть моего жалованья будет уходить этим женщинам. Но что-то в них и в этом месте вселяет в меня тревогу, и я должна сделать для мамы все, что могу.
— Ладно, ладно, — произносит низким, успокаивающим голосом щипальщица. — Мы проявим о твоей маме особую заботу, да, Фрэн?
— Да, она будет нашей особенной сумасшедшей, — соглашается ее товарка.
— Можно мне ее обнять?
Сестры обмениваются загадочным взглядом, а затем щипальщица говорит:
— Обнимай, только мы будем ее держать. Если отпустить, она может навредить себе.
— Или, чего доброго, вырвется и убежит, — кудахчет Фрэн. — Разве не поэтому она здесь?
— Мы относимся к ней, как к родной дочери, правда, Фрэн?
— Даже лучше, — соглашается Фрэн, покачивая квадратной головой на крепких плечах.
Я обнимаю маму за талию. Она такая худенькая, кожа да кости.
От сестер разит знакомым запахом пивной. Мама вздрагивает от моего прикосновения. Я показываю ей корзинку.
— Смотри, я принесла тебе ростбиф. И репу в масле. И вишневый трайфл с бренди. Покормить тебя, как раньше? Маленькой ложечкой?
— Не-не-не-не-не! — подает голос щипальщица и сердито цокает языком. — Ей сейчас нельзя этих деликатесов. Мы накормим ее вкуснятиной в положенное время.
Она оборачивается к маме и орет ей в ухо:
— Ты скушаешь это попозже, Джейн, да?
Фрэн отпускает мамину руку и хватает корзинку. Ее загребущие руки вытаскивают ростбиф, завернутый в вощеную бумагу, горшочек с грибами, баночку с десертом, оловянную мисочку с репой. Она открывает каждую емкость и шумно принюхивается. Разворачивает мясо и тоже нюхает.
— Ох и повезло Джейн — такие изысканные лакомства, да, Джейн?
Пока Фрэн исследует еду, я бросаю взгляд на мамину руку, безвольно повисшую вдоль тела. Рукав опущен на всю длину, и я вижу только запястье. Его внутренняя часть почему-то желтого цвета. Проследив за моим взглядом, щипальщица вдруг говорит:
— Твоя мамаша в полном порядке. Будь уверена, мы обращаемся с ней, как с принцессой. А где ты разжилась такими знатными харчами? — подмигивает она мне.
— Я работаю на кухне, — отвечаю я, видя по этому подмигиванию, что она приняла меня за воровку.
— Ну конечно, — с ухмылкой кивает она. — Мы тебе верим, да, Фрэн?
Ее товарка кивает и вешает корзинку на руку.
— Корзину заберешь в следующий раз. Мамочка будет ждать тебя с огромным нетерпением, да, Джейн?
Мама кивает, как послушный ребенок. Пустые глаза моргают, рот открывается, и она тихо произносит:
— Мне здесь очень хорошо.
— Само собой, Джейн, — хлопает ее по спине Фрэн. — Само собой.
— Пора вести ее обратно, — говорит щипальщица. — Скоро придет врач.
— Тебе ведь нравится врач, Джейн? — орет она, повернувшись к маме.
— Доктор приходит каждый день? — с облегчением спрашиваю я.
— Каждый божий день, как по расписанию, — кивает щипальщица. — А если она опоздает, нам влетит, правда, Фрэн? А твоя мама этого не любит. Мамуля хочет, чтобы мы были счастливы. Да, Джейн?
Мама непонимающе смотрит на меня, дергает носом и закатывает глаза. Сейчас наконец что-то скажет.
— Мама? — вновь произношу я.
Но она лишь быстро и отчаянно трясет головой: так сильно, что чепец съезжает набок и закрывает один глаз.
— Скорее, Фрэн. Она не хочет опоздать к доктору. Начинает волноваться.